Гулящая

– Ничего, бабуся. Идите спать, и я сейчас лягу.

– Хорошо. Только вот что. Зачем вы меня бабусей называете? Какая я вам бабуся? А что я кажусь вам старой, так вы поглядите лучше. – Говоря это, она провела сморщенной рукой по своему лицу. Христю словно кто-то в грудь толкнул или ударил по голове, свет у нее померк в глазах. И кажется ей, будто рядом стоит девочка, лицо с кулачок, и глаза у нее ясные, улыбающиеся. Христя крикнула и видит снова старую Оришку, которая покатывается со смеху.

– А что, видели, какая я бабка? Не зовите ж меня бабусей, а просто Оришкой, как звал покойник-пан.

Христя не заметила, как Оришка ушла, так она испугалась. «О, Господи! Это настоящая ведьма», – подумала она и бросилась закрывать окна и двери. Полная тревоги, она быстро разделась, потушила свечу и легла, укрывшись с головой.

Тихо, темно... И под землей темнее не будет. А Христя еще глубже зарылась в подушки, плотнее закуталась покрывалом. В комнате тепло, а она дрожит словно в лихорадке. Перед глазами вертится огненное колесо, проносятся разноцветные искры. Она еще крепче зажмуривает глаза, а искр становится больше, они так и летят во все стороны. По коже мороз продирает. Слышит она голос Оришки: «А что, будешь меня бабкой называть? Какая я бабка?» Появляется девочка. Христя вот-вот умрет со страху... и просыпается.

По стенам мелькает светлый кружок. Он то опускается вниз, то вскочит на стул, покачается и снова прыгнет на стену: «Что это? Неужели луна взошла? Да, да. Это луна... Надо встать...»

Ей мерещится, что она стоит у окна. Внизу, в долине, чернеет лес. Из-за горы выплывают густые клубы тумана и обволакивают деревья. Испарения подымаются над землей. А лунный рог словно усмехается.

– Ну, ну, – говорит он, – ложись и укройся. Пришло время отдохнуть тебе. Да и мне поглядеть охота. Люди ждут меня не дождутся.

– Кто там ждет тебя ущербленного? – слышится голос снизу.

– Посмотри на дворец. Да и спи спокойно, – отвечает месяц и сразу подпрыгнул вверх на пол-аршина. Всю долину покрыл туман густым пологом. Он приблизился к самому окну, где стояла Христя. Взглянув на дворец, она увидела, что там на самом краю крыши стояло что-то белое и тянулось к луне.

Христя взглянула пристальней: это же баба Оришка. Она, она. В одной рубашке, растрепанная.

– Ну, только скорее иди. Отчего ты сегодня так запоздал? – спрашивает Оришка.

– Да бес их знает, – говорит месяц, снова подскочив выше. – Как начали мяться и раздумывать, пока выпустили. Знают, что ночь коротка, надо всю землю обежать, так нет же – затеяли пир. Сидят – пьют и гуляют.

– Кто ж там такой?

Месяц произнес какие-то диковинные имена, которых Христя никогда не слыхала. Их и выговорить трудно.

– О-о, это известный гуляка! – сказала бабка. – А у нас тоже новости.

– Приехал, значит.

– А ты откуда знаешь?

– По следам видно. Я только высунулся и сразу увидел колеи, а на дворе около хаты столько сена натрушено, конский навоз лежит.

– Приехать-то приехал. Но угадай с кем?

– С женой, – ответил месяц.

– Кабы с женой, никакого б дива не было. А то такую панночку где-то прихватил, что не для него – старика.

– Молодую, пригожую?

– В самом соку.

– Эх, черт побери! Хоть бы одним глазком взглянуть! – крикнул месяц и волчком завертелся. У Христи в глазах зарябило.

– Ну-ну! Я тебе дам! – пригрозила ему бабка скрюченным пальцем. – Все вы, я вижу, повесы. Сегодня я пропела песенку, что не ему с такой кралей водиться. Так где там? Так рассердился, дальше некуда. Испугалась я его! Вот только жену его примчу сюда, так несдобровать ни ему, ни его крале.

– О-о, ты отчаянная! Я тебя знаю по бойне – порезала ты меня там пополам.

– А что же ты еженощно повадился? Вашего брата не сдержи, так вы такое натворите, что хоть со света беги.

– Что ж они и вместе спать легли? – лукаво подмигнув, спросил месяц.

– Нет, врозь.

– Так можно и взглянуть на нее? – лукаво подмигнув, спросил месяц.

– По мне гляди. Только чур, не баловать! А то и другую половину твоей рожи растолку, как перец, в ступе.

Месяц покружился на месте, прыгнул и сразу очутился в окне. В комнате стало так светло, что иголку – и ту видно.

Видит Христя – чьи-то бледные уста с черными усиками тянутся к ее щеке. Чмок!

– Видал! Видал! – крикнул месяц, спрыгнув с окна, и стрелой помчался к бабке.

– А не стерпел-таки! Хоть раз чмокнул, – заворчала старуха, схватила его за рога и спрыгнула с крыши. Затем она пошла скользить над туманом, держась за рога месяца. То стрелой промчится вдоль, то пойдет вприсядку, то нырнет в бездну, то вновь вынырнет, засмеется и пойдет кружить... Волосы ее становятся все длиннее, сорочка розовеет, тело начинает просвечивать, как прозрачная бумага, глаза горят, как искры. Месяц, бледный-бледный, пулей помчался по небосклону и остановился напротив, дрожа как в лихорадке...

Христя вскрикнула и проснулась.

ГЛАВА ПЯТАЯ