Гулящая

- И ты туда же, старая карга! Нет чтобы задобрить хозяина. Может, он заспался, не послать ли к нему красную девицу, чтоб разбудила.

- Зачем же девицу посылать? Нынче такие пошли девицы, что и разбудить не сумеют. Уж чего лучше, когда бабка разбудит - и тормошить не станет и не испугает.

- Это такая-то, как ты?

- А хоть бы и такая? - улыбаясь, отвечает Оришка.- Разве испугаю?

- Да тебя не то что человек, сам черт испугается. Не знаю, как это Кирило до сих пор не сбежал от тебя на край света.

- А вы все такой же. Каким были, таким и остались,- шмыгнув носом, говорит Оришка.- Вам бы все смешки... ну вас!

Может, они еще долго пошучивали бы, если бы с улицы не донесся какой-то шум и говор. Христя выглянула в окно - от дворца к дому шли какие-то люди.

Тут были и глубокие старики и молодые мужики, пожилые вдовы и молодицы, которые несли на руках младенцев и вели ребятишек побольше за ручку. Народу набралось человек двадцать. Подойдя к крыльцу; они окружили его, мужики сняли шапки, бабы склонили головы, дети боязливо озирались по сторонам. Все были такие оборванные и обтрепанные, загорелые и запыленные, точно бродячие цыгане. На лицах у всех уныние, в глазах - горе и печаль.

Солнце так ясно светило и сияло, пташки весело щебетали, а они, понуря голову, стояли, как каменные. Казалось, совершив тяжкое преступление, они пришли теперь с повинной.

- Что это за люди, чего они пришли сюда? - спросила Христя.

- Да это из слободы, по делу.

- По какому делу?

Оришка, сделав вид, что не слышит, поспешно вышла из комнаты.

- Зачем пришли? Что скажете? - раздался на крыльце голос Колесника.

Он как встал с постели, так и вышел к ним - раздетый, с раскрытой грудью, в одном нижнем белье.

Все низко поклонились. Детям-несмышленышам матери руками наклоняли головки, шепча: "Кланяйся пану".

- Доброго здоровья, пан. С приездом! - не поднимая голов, нестройно сказали мужики.

- Ну, ладно, ладно. А дальше что? - с пренебрежением отнесся к этому приветствию Колесник.

Толпа колыхнулась, стала переминаться. И вдруг все, как подкошенные, повалились Колеснику в ноги.

- Батюшка! Смилуйся! - в один голос простонали они.

- А? Да это рыбаки? - подмигнул Колесник.- Те, что самочинно в пруду рыбу ловили так, как будто она ихняя.

- Сударь! - сказал седой, как лунь, старик с бородой, который стоял ближе к крыльцу.- Издавна уж так повелось. При князьях еще так было. Никто никогда не запрещал ловить рыбу. Оно и понятно, вода ведь... набежала себе... вот и стал пруд... Рыба завелась... Никто ее не разводил - сама она, а может, птицы икру занесли. Мы ведь как думали? - господь для всех плодит.

- О-о, вы думали!! Серые волки, надели овечью шкуру да такие тихони стали... А когда вам сказали не ловить рыбу, вы что тогда пели?

- Ваша милость! - послышался женский голос.- Неужто эта рыба стоит столько, сколько с нас присудили?

- А это что за канарейка запела? - ища глазами виновную, спросил Колесник.

- Это я, батюшка, говорю,- смело выступила вперед еще молодая баба, держа за ручку маленькую девочку.

- Ты? О, из молодых, да ранняя! Молодо, зелено, а уж с ребеночком! Умна, что и говорить! Уж не от солдата ли в приданое получила? Да и ума не от него ли набралась?

Баба покраснела как кумач, впалые глаза ее загорелись гневом, но тут же погасли.

- У меня, пан, муж есть,- подавив обиду, ответила молодица.

- Так это он подучил тебя идти ко мне с ребенком? Ишь какой умник! А что, если б я...- Тут Колесник сказал такое, что даже старики вылупили глаза, а он, не обращая на это внимания, еще стал допытываться: - Что бы тогда запел твой муж? Наверно, тут же бы меня поднял на вилы?

Молодица вспыхнула. От обиды вся кровь бросилась ей в лицо; глаза загорелись.

- Вы бы, пан, хоть стариков постыдились,- гневно сказала она и отступила назад.

- А что, не нравится правда? Спряталась. Правда глаза колет,- еще более сердито заговорил Колесник.- Черт бы вас подрал! - стал он уже просто кричать.- Все вы такие. Все одинаковые. До чужого, как собаки, лакомы. А если б я на ваше польстился? Ведь ты бы первая глаза мне выцарапала. Так бы своими погаными лапами и вцепилась!.. Теперь вы тихони, когда я вас к рукам прибрал. Теперь в ногах у меня валяетесь, а тогда? Вон с моего двора, такие-сякие! - крикнул он так, что стены в доме задрожали.

Толпа всколыхнулась. Завопили перепуганные дети; вслед за ними заплакали бабы.

- Что же вы молчите? Что ж вы ничего не говорите, не просите... как немые, в ногах валяетесь,- с болью в голосе и со слезами сказали бабы мужикам.

- Смилуйтесь, сударь,- ведь мы и так уж двести рублей заплатили. Откуда же нам взять еще три сотни? - начал старик.