Гуманитарное вторжение. Глобальное развитие в Афганистане времен холодной войны

Когда в 1929 году Надир-шах и мусахибанцы вновь захватили Кабул, они стали искать сторонних специалистов для правильного управления своим финансовым хозяйством. Шах обратился к 37-летнему афганскому банкиру Абдулу Маджиду Забули, сыну купца из Герата, который получил образование в Ташкенте и руководил огромной бизнес-империей, возникшей на связях между Советским Союзом, Афганистаном, Ираном и Германией[189]. Женатый на русской и свободно говоривший на персидском, русском и немецком языках, Забули был как раз тем человеком, которого искала мусахибанская элита. В его берлинскую контору стали приходить телеграммы из афганского посольства: Надир-шах приглашал купца приехать в Афганистан[190]. Поначалу Забули отказывался, но в 1932 году брат шаха, посол в Германии, позвонил ему и потребовал, чтобы тот прибыл в посольство. Когда банкир приехал, ему сказали, что его отвезут в Кабул. Вскоре Забули посадили на поезд, направлявшийся через советскую территорию к афганской границе.

По пути, вспоминал впоследствии Забули, «посол обрисовал мне хаос, в котором пребывала афганская экономика». В распоряжении правительства оставалось только восемь тысяч афгани, и оно остро нуждалось в человеке, который «разбирался бы в экономической науке и мог построить экономику страны на правильной основе, соответствующей уровню развития современного мира». Его величество, объявил посол, «выбрал вас для решения этой важной задачи». Сделав остановку в городе Герат на западе Афганистана, чтобы заручиться поддержкой местных купцов, посол и Забули прибыли в Кабул, где Надир-шах объяснил новоприбывшему свое желание: Афганистан должен стать свободен от иностранных «менял»[191]. Перед Забули стояла задача наладить экспорт каракуля через европейские и американские представительства и увеличить денежные средства в национальном банке. Эта политика должна была «улучшить эффективность деятельности государства и объединить вокруг городов и центров сельские и горные районы». К счастью, во время пребывания в Герате Забули сумел собрать средства в размере пяти миллионов афгани, чтобы основать частный импортно-экспортный банк; в Кабуле он получил еще два миллиона от Надир-шаха[192].

И все же афганское государство оставалось хрупким. «Государственная казна была пуста, — вспоминал Забули, — все ее содержимое исчезло. Запасы оружия оказались разграблены, хищения процветали во всех кабинетах и министерствах. До августа 1933 года государство не выплачивало жалованья военным»[193]. Внешняя торговля была разрушена. «Экспорт и торговля полностью находились в руках проживавших за пределами Афганистана евреев и индусов; они же сохраняли монополию на обмен иностранной валюты». Поэтому неудивительно, что только в период между своим прибытием в Афганистан и началом Второй мировой войны Забули насчитал не менее семнадцати попыток свергнуть правительство[194].

Отсутствие того, что мы назвали бы «государственным потенциалом», давало о себе знать и в более тонких вопросах. Режим Амануллы почти не печатал географических карт для широкого распространения. Эта ситуация изменилась при Надир-шахе: ежегодные государственные альманахи выпускали (на персидском и французском языках) карты Афганистана, карты Азии и «маршруты европейских политиков в европейском Средиземноморье»[195]. Но государственные карты самой страны были удивительно наивны и «готовились весьма поспешно, <содержали> ошибки, и им нельзя было доверять в определении границ/рубежей с соседями»[196]. Афганистан по-прежнему оставался непохож на территориальные государства конца XIX века, которые были одержимы «учетом каждой точки на карте, которая могла указывать на какие-нибудь человеческие или энергетические ресурсы»[197]. И снова возникает вопрос: в чем же было дело? Персоязычные самозванцы-мусахибанцы управляли нестабильной политической ситуацией в Кабуле и провинции, уступая местным элитам не только «ресурсы, но и право внутреннего завоевания и право принадлежности к пуштунским родам и устанавливая с этими родами личные связи монархического влияния»[198].