Читаем Гуманитарное знание и вызовы времени полностью

Это потрясает и в современной литературе: после мрачных десятилетий «прокрустовой словесности» нынешнее поколение писателей обнаруживает бесспорное продолжение тех традиций, о которых сказал Бродский, традиций русской литературы ее золотого века от Пушкина до начала 20-х годов XX столетия. Умение пахать не исчезло, вопреки словам Кузьминой-Караваевой. Но нам надо изживать отраву большевистской эпохи, о чем писал в 20-е годы Ф. Степун:

«Творческий… процесс в России начнется тогда, когда честный и горячий комсомолец внезапно поймет, до чего большевики изуродовали и обокрали его душу»[439].

Современная русская литература свидетельствует, что это произошло, поняли. Поэтому мы не разделяем взглядов нынешних мыслителей, думающих, что рухнула та духовная система литературоцентризма[440], которая последние примерно двести лет лежала в основании умственной жизни русского человека. Мы являемся свидетелями того, как она возрождается.

В чем проявляется это еще, помимо сказанного?

А) Слову возвращено значение, без которого невозможна не только литература, но сама культура, ибо человек – существо словесное. В современной литературе достаточно авторов, которые именно так относятся к слову.

М. Шишкин эпиграфом к роману «Венерин волос» взял фразу: «И прах будет призван, и ему будет сказано: ”Верни то, что тебе не принадлежит; яви то, что ты сохранял до времени”. Ибо словом был создан мир и словом воскреснем». Любопытная деталь: в апокрифическом «Откровении Варуха, сына Нерии» последней фразы нет, она сочинена автором. Однако это не упрек, в моих глазах это – выражение авторского взгляда на сущность литературы, ибо в его же романе «Письмовник» сказано: «Все настоящее ничтожно, никчемно, если оно не ведет к словам и если слова не ведут к нему. Только слова как-то оправдывают существование сущего, придают смысл минутному, делают ненастоящее – настоящим, меня – мной»…

Возразить нечего: я становлюсь собой только средствами слова, когда обо мне сказано мной ли, кем другим, поэтому слово – жизнь человека.

Фауст Гёте ошибся, утверждая: в начале было дело. Нет, слово, ибо пока о деле не сказано, его как бы и нет. И вот современная литература стала говорить о том, что было и есть, но о чем молчали и молчат.

А. Терехов в повести «Бабаев» [Сб. «Это невыносимо светлое будущее», 2009] пишет о жизни реального человека, преподавателя русской литературы в МГУ на факультете журналистики. «Если берешься сохранить подольше чужую жизнь, ты должен гнаться не за выразительностью, а за полнотой – до последней искры, щепочки, до последнего пера, а не отбирать потяжелей, и только бронзу, и ровно столько, сколько на могилу, памятник герою и себе».

Это и есть истинная задача литературы – сохранить жизнь в слове.

Б) Именно потому, что вернулось такое отношение, вернулся взгляд на человека – единственную ценность всемирной биологической жизни, уникальное явление органической материи.

Это совершенно новый взгляд для нашего сознания, которому десятилетиями внушалось, что не о себе надо заботиться, даже не о ближнем, а о родине, грядущем коммунизме, о человечестве. Большевистская словесность внушала: откажись от себя, ты на службе великому делу, оно – твоя цель, твой смысл, ради этого ничего не жалко. Всего один пример из десятков и сотен. В рассказе И. Катаева «Поэт» [1928] герой так оценивает положение человека в России (идет Гражданская война):

«Мы все погибнем, – прибавил он строго, – не сегодня, так завтра, не завтра, так через десять лет. Все! Мы – обреченное поколение. … И нечего нам добиваться от жизни для самих себя чего-нибудь светлого. Это просто мешает нашему делу. … Нет, синьор, раз уж взялись перестраивать мир, так нечего за хорошую жизнь цепляться… …

– Значит, мы не имеем права на личное счастье? – спросил я со вздохом.

– Нет, – отрезал Гулевич и быстро отошел от меня…»[441]

То есть ничего личного, никакого «я», оно – пережиток, буржуазное мировоззрение.

Но что осталась у тех, кто этому поверил, когда обнаружилась бездонная пустота этого дела?

И в который раз в нашей истории только литература не бросила человека (она, мы имеем в виду современную литературу) сказала ему: у тебя остался ты, и больше тебе не на что рассчитывать, надеяться.

В романе Е. Водолазкина «Лавр» [2012] как раз на эту тему беседуют персонажи – паломники в Иерусалим:

«…Сказал паломник Вильгельм, что бесы никогда не являются в единственном образе, но всегда во множестве.

Все Божественное и истинное единственно, сказал паломник Фридрих, все бесовское и поддельное множественно».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза