Гуманный убийца

Улучив мгновение, чтобы коротко хмыкнуть над поверженным телом, громадная варвариянка повернулась к девушке и уставилась на нее единственным глазом. Во взгляде не было ни задумчивости, ни презрения. Великанша просто признала существование Армеции, словно та была какой-нибудь птичкой или белкой.

Армеция в эти мгновения рада была бы вправду оказаться мелким грызуном, вот только женщина зачем-то нагнулась и подобрала с земли большой сук.

Дальше Армецией руководили чисто животные побуждения. Правда, она сохранила достаточную ясность рассудка, чтобы с гордостью осознать: все-таки ни одно животное не было так хорошо защищено, как она.

Эта-то ясность рассудка и позволила ей, зажмурив черный глаз, обратить на великаншу льдистый взгляд синего.

Она стиснула зубы и ощутила мгновенный бросок силы от сердца непосредственно в голову. Ее зрачок исторг морозное облако, на ресницах повисли сосульки, и тонкий синий луч уперся в торс варвариянки.

Она с торжеством отметила, как та шатнулась назад, а ее живот начал покрываться тонкой корочкой льда. Морозный холод впился в мышцы с жадностью, неведомой самому голодному зверю. Армеция удерживала заклинание, сколько могла вытерпеть. То есть пока ей не показалось, будто глаз вот-вот выпадет из глазницы и покатится по земле.

Тогда она моргнула. А в следующий миг все ее торжество рассеялось без следа. Великанша дрожала от холода, но продолжала стоять. И смотрела на Армецию очень-очень нехорошо.

— Колдовство? — проговорила она. Это, впрочем, было не обвинение, случившееся скорее позабавило ее. — Занятный прием, — сказала женщина, без особой спешки отряхивая иней с посиневшего живота. — Скажи, как называется.

— Глаз… — изумленно выговорила Армеция. — Глаз Аджида.

— Чудное название. — Женщина поудобнее перехватила увесистый сук и расплылась в улыбке. — А не назвать ли мне эту дубину Морисом?

Сук в ее руке взлетел — и с треском обрушился.

«Ну что ж, — плавая в бесконечной и непроглядной тьме, сказала себе Армеция, — все не так уж и плохо».

Ей почему-то казалось, будто смерть непременно должна оказаться более значительным и пышным событием. По крайней мере, об этом говорили все ее жизненные убеждения.

Отец рассказывал ей, что Божьих воинов препровождают к подножию Его трона сонмища крестоносцев в безупречных одеждах. Там они навеки входят в мир, не ведающий насилия и войны. И это награда за кровопролитие, творимое во имя Его.

Мать, напротив, утверждала, будто никакой загробной жизни не существует вообще. Будет лишь малозаметная пауза между двумя вздохами — и бессмертная душа перельется из треснувшего сосуда плоти в другой, обреченный влачить ту же нечестивую жизнь, что и в предыдущую тысячу воплощений.

А люди королевств то и дело кричали, что где-то там ее ждало огненное озеро, огражденное докрасна раскаленным железом. И она, израненная, обгорающая, будет вечно пытаться выбраться из него по скользким стенам, но тяжелые цепи станут раз за разом утаскивать ее обратно на дно.

При этом они так часто хватались за факелы и веревки, будто дождаться не могли, когда же это случится.

По сравнению с пылающим озером вечность в темноте выглядела не самой разочаровывающей перспективой. Армеции подумалось, что, возможно, такое посмертие предназначалось для людей вроде нее — полукровок, хранивших своих друзей в виде книг и неупокоенных тел. Наверное, в страну вечного блаженства ее не пускали грехи. Но и зла, достойного великолепной казни в огненном озере, она тоже вроде бы не сотворила.

— А не слишком сильно ты ее треснула?

Скрипучий пронзительный голос болезненно отдался в голове. Кажется, ее посмертная судьба все-таки была сопряжена с наказанием. Неужели ей веки вечные будут задавать глупые вопросы, да еще и таким противным голосом?

— Угрожала? Тебе? Вот эта тростиночка?..

Глупые вопросы. Совершенно бессмысленные.

Ко всему прочему, голоса постепенно делались громче. Может, они были предварительной пыткой по дороге к пылающему озеру? Тьма, окружавшая Армецию, словно бы в подтверждение этой мысли начала постепенно редеть, словно где-то там, впереди, брезжил огненный свет.

— Впрочем, ранена она вроде не сильно. И пульс есть. Так просто, удар по голове.

Тут Армеция ощутила боль. С нее как бы спадало покрывало бесчувствия, жертвуя ее тело всевозможным видам страдания. Ее веки затрепетали, силясь разомкнуться.

Совершенно неожиданно им это удалось, и тьма обернулась алым огнем. В голове загремели громы, ее наполнила боль, которая, как она полагала, была бы достойной казнью для людоедов, пожиравших детей… или маленьких щенков.

Каких бы грехов ни натворила Армеция, для вечного пламени их было явно недостаточно! Она потерла глаза, ощутила на пальцах что-то липкое и теплое, подняла взгляд на Божий лик над собой…

И была премного разочарована.