Гуманный выстрел в голову

Альхейм нанес удар, чиновник парировал его чехлом, который, конечно же, оказался рассечен на две части. Чувствуя близкую гибель, он с визгом прыгнул на воина, повис на нем и в бессилии вцепился зубами в кожаный доспех. Удар рукоятью меча оглушил Тиониса, боли от вошедшей в грудь стали он почти не почувствовал.

4

В огромном зале, столь длинном, что у него нет ни начала, ни конца, пировали павшие в битвах герои. Ярко сияли факелы, хриплые глотки распевали песни, красавицы с чистым телом, все как одна похожие на Рульфину, приносили откуда-то все новые блюда с мясом и те сосуды, в которых никогда не кончается хмельной мед. Бывший чиновник третьего ранга стоял перед высокой, сияющей фигурой.

— Ты славно сражался! — голос Тролха был подобен грому. — Ты заслужил свое место за этим столом! Ты будешь вечно пировать с товарищами, а эти женщины созданы мной столь прекрасными для вашей услады.

Тионис даже не сразу понял, что происходит, а когда понял — внутренне похолодел.

— Милостивый бог! — он простер руки к сияющей фигуре. — Я не воин, а тот недостойный, кто более всего хотел познать устройство мироздания, лежащего у подошв Твоих, я прочел все труды в библиотеке Канцелярии и провел бесчисленные часы в беседах…

— Твоему горю легко помочь!

Тролх поднял копье и коснулся его тупым концом лба Тиониса. На лице ученого отразился ужас, но лишь на мгновение. Бог исчез.

— Садись здесь! — Влор и Нага своими могучими плечами раздвинули соседей, освободив между собой место на скамье. — Споем. Перекричим вон тех негодяев! А если не выйдет, устроим драку!

— Так и сделаем! — радостно согласился Тионис и одним махом осушил кружку меда.

— Да ты не такой уж дурак! — крикнул через стол обнимающий Рульфину — а может, и не Рульфину, — Милга Кормчий. — Только прикидывался!

— У воинов легкая, быстрая жизнь и быстрая, легкая смерть! — запел Влор.

Тионис не знал слов, и просто орал за компанию. Так было даже веселее. Мед, мясо, женщины и верные товарищи — что еще нужно, когда впереди Вечность?

Алексей Толкачев А НА ЛЮСИНОВСКОЙ ТЫ МНЕ НЕ ПОПАДАЙСЯ!

Старик и собака идут вдоль высокого забора из ферропластика. Прогулка по привычному маршруту. В былые времена в это время уже лежал бы снег, и пес оставлял бы на нем свои желтые метки. А в лес уже можно было бы прогуляться и на лыжах. Нынче же — слякоть…

«Глобальное потепление, мать его!» — думает старик.

Пес тоже старый. Давным-давно, еще до войны, старик нашел щенка в снегу неподалеку от этого места. Сунул за пазуху, принес домой. Только дома заметил, что у зверя шесть лап. Еще пес видит в инфракрасном диапазоне, но этого старик не знает.

В глубине огороженной территории стоит гигантская тарелка терминала спутниковой связи. Если отойти от забора подальше, можно видеть верхнюю часть параболы.

В двухстах километрах отсюда — Москва.

На площади темнеет рано. Небоскребы корпораций окружают площадь со всех сторон, превращая это место в гигантское, во много раз увеличенное подобие питерского двора-колодца, и в ноябре тут темно уже часа в четыре. В сером прямоугольнике неба висит аэростат службы безопасности.

Коммунисты говорят, что раньше такой брусчаткой была вымощена мостовая перед Кремлем, там, где сейчас котлован. Теперь брусчатка осталась только здесь, на стыке Садового кольца и Президентского проспекта, на небольшом пространстве вокруг революционного монумента. Джамперы расписывают брусчатку своими люминесцентными граффити. Это их право. Коммунисты пишут черным аэрозолем на пьедестале памятника Ленину, на подиуме вокруг него и на самой скульптуре. Когда вся поверхность монумента становится черной от их девизов и символики, они переходят на белый цвет и пишут поверх черного. Нетронутой вот уже несколько лет остается лишь самая высокая надпись на широкой спине вождя: «God is gay».

Днем площадь безраздельно принадлежит джамперам. Они носятся по гладким плиточным дорожкам, которыми брусчатка расчерчена на квадраты. Перескакивают через черные пятна, оставшиеся от ночных костров. Запрыгивают на скейтах на подиум. Перелетают через других, развалившихся на мраморе с длинными папиросами в зубах. Колеса скейтов, выполненные с применением новой формулы синтетического латекса, позволяют самым крутым прыгунам взлетать даже на выступ к ногам скульптурной группы революционных рабочих. Впрочем, увлеченных спортсменов не много. Не больше чем любителей длинных папирос и круглых конфет.

На краю площади, на том, что ближе к небоскребу Церкви Московских Святых, в ряд стоит десяток деревянных скамеек со сплошь истыканными спинками, на каждой из которых аэрозолем нарисовано по несколько мишеней. Джамперы упражняются в стрельбе из луков, всаживая стрелы в спинки скамеек, проносясь мимо на скейтах на полном ходу. Этим упражнением занимаются время от времени даже самые безнадежные торчки. Лук и стрелы есть у каждого. Иногда от этого зависит собственная шкура.