Гумилёв сын Гумилёва

Академическая «Всемирная история» в десяти огромных, по тысяче страниц большого формата томах известна не только профессиональным историкам. Эти фолианты в толстых темно зеленых переплетах когда-то стояли в читальных залах всех приличных библиотек. Но среди авторов «Всемирной истории» имени Льва Гумилева нет. Неясно, то ли Николай Иосифович Конрад не был доволен работой Гумилева, в самом деле неоконченной, или его отпугнули трудности работы с автором, который все еще находился в лагере, или вмешались какие-то неведомые нам обстоятельства, но поработать для «Всемирной истории» Гумилеву так и не пришлось.

Мне представляется, что причина в концептуальном несогласии Конрада и Гумилева. Дело в том, что в третьем томе «Всемирной истории» история кочевников Центральной Азии – хуннов, сяньби, тобасцев, жужаней, тюрков – была всего лишь приложением к истории Китая. Хотя исторический материализм отрицает гегелевское деление народов на «исторические» и «неисторические», но многие историки этого деления придерживались негласно. Вот и в главах, подготовленных Конрадом, кочевым народам Центральной Азии было посвящено лишь несколько страниц.

«НА ЛЮТНЕ ТРУНА…»

Последние, весенние, месяцы своей лагерной жизни Гумилев посвятил избранным сочинениям Сыма Цяня, выпущенным «Гослитиздатом» в самом начале 1956 года. «Сыма Цянь поглотил все мое внимание, и надолго», — писал Гумилев Эмме Герштейн. Гумилева раздражали только слабый, как ему казалось, комментарий и предисловие синолога Л.И.Думана: «Это книга очень умная, и быстро ее читать нельзя. <…> Сила Сыма Цяня в том, что он мыслит диалектически и в каждом факте видит две стороны. К сожалению, Думан этому искусству не обучен. Предисловие написано примитивно».

В сочинениях Сыма Цяня Гумилев нашел мысли, необходимые для будущей теории этногенеза. Китайский ученый повлиял на него больше, чем Шпенглер или Ницше. Сыма Цяня Гумилев называл гением. Ни одного европейского мыслителя он не ставил так высоко.

Из писем Льва Гумилева к Анне Ахматовой: «Утешаюсь Сыма Цянем. Вот умница!» (13 апреля 1956);

«Читаю Сыма Цяня в третий раз с неослабевающим восторгом» (17 апреля 1956).

В XX веке почти все историки верили в прогресс, в линейное развитие человечества. От простого к сложному. От мрака невежества к царству разума. От рабства древнего мира, от ужасов темного Средневековья к счастливому и прекрасному миру современности, царству просвещенного обывателя. И даже такие «достижения» современной цивилизации, как нацизм и ГУЛАГ, не могли поколебать религии прогресса. И ведь ученые XIX века в большинстве своем думали именно так же. Современные историки не открыли здесь ничего нового, разве что ветхие слова сменили на современные, модные: «архаика», «модернизация», «проект модерна».

По Гумилеву в истории народов нет прогресса, но есть движение, изменение, которое оставляет следы не только на страницах летописей и хроник, но и в живой природе: антропогенные ландшафты, истребленные виды животных и растений, руины древних городов. Вся этническая история как будто «состоит из переплетения цветных нитей, концы которых заходят друг за друга. <…> Заря Эллады, когда базилевсы с дружинами разоряли Трою, — XII в. до н. э. — по времени совпала с закатом Египта и началом упадка могущества Ассирийского царства и Вавилонии. Так, при агонии золотой Византии – XIII в. н. э. — возносились знамена франкских рыцарей и бунчуки монгольских богатырей. А когда изнемогал от внутреннего кризиса средневековый Китай – XVII в., тут же поднялся трон маньчжурского богдохана, вокруг которого объединилась Восточная Азия».

Этническая история требует иного ощущения времени, и Гумилев найдет его именно у Сыма Цяня: «Путь трех царств кончился и снова начался».

На самом деле Гумилев познакомился с таким взглядом на время на девятнадцать лет раньше, в 1937 году, когда перевел стихотворение китайской принцессы Да И из династии Чэнь (VI век н. э.):

Предшествует слава и почесть беде.
Ведь мира законы – трава на воде.
Во времени блеск и величье умрут,
Сравняются, сгладившись, башня и пруд.

Пусть ныне богатство и роскошь у нас,

Недолог всегда безмятежности час.
Не век опьяняет нас чаша вина,
Звенит и смолкает на лютне струна.

Подстрочник Гумилев нашел в переводах китайских хроник, сделанных в первой половине XIX века русским востоковедом Н.Я.Бичуриным (иеромонахом Иакинфом). В 1956-м, читая Сыма Цяня, Гумилев должен был припомнить свой перевод того древнекитайского стихотворения.

Гумилев покинет лагерь 11 мая 1956 года, через два с небольшим месяца после исторического доклада Хрущева на XX съезде КПСС. Это будет его последний срок заключения.

Варлам Шаламов был убежден, что лагерь может принести человеку только зло. Солженицын написал «Спасибо тебе, тюрьма!».