Гумилёв сын Гумилёва

Между тем до сих пор Варбанец помнят в Отделе редкой книги. Немногочисленным посетителям показывают рабочее место Натальи Васильевны в кабинете Фауста – стол и огромное старинное кресло. Сейчас кабинет Фауста находится за железной, вечно запертой дверью на первом этаже главного здания Российской национальной библиотеки. Старинные книги как будто хранят воздух осени средневековья, который Варбанец любила, наверно, больше всего на свете.

ЭММА

Осенью 1954 года, чуть раньше, чем Варбанец, Гумилеву написала Эмма Герштейн. С этого времени он с нетерпением ждал писем из Москвы. Отвечал без промедления: «Эмма, милая, родная», «Вы солнце и прелесть», «Милая, дорогая, неповторимая Эмма», «Умница!», «Наконецто!!!», «Милая, чудная Эмма», «Целую ваши ручки и Вас».

Эмма хорошо знала Льва, перепады его настроения от бурного воодушевления до мрачного отчаяния, любовь к цветистым фразам и непостоянство. Сколько раз он исчезал из ее жизни, даже не попрощавшись. Но обиды забылись, и какое женское сердце не дрогнет от всех этих «солнце» и «прелесть». Между тем переписка Гумилева с Эммой не стала параллельным почтовым романом. Сердце Льва по-прежнему принадлежало Птице. Но и Эмму он не обманывал. Если и лукавил иногда, то совсем чуть чуть: «Ваши сомнения и мысли о Птице просто ни к чему…» (14 июля 1955).

Брачные проблемы он обсуждал только с Птицей. Эмме ничего не обещал, о браке и речи не было. С Птицей Гумилев на «ты», с Эммой всегда на «вы». Но Гумилев был искренне благодарен Эмме за верность в беде и «толковые, вразумительные» письма. В письмах Эммы он находил все то, чего безуспешно добивался от Ахматовой и даже не пытался просить у Птицы: ясную картину происходящего вокруг его дела. Эмма проводила многие часы в очереди, чтобы добиться приема в прокуратуре, собирала письма ученых в защиту Гумилева. В это время Ахматова подолгу жила в Москве, время от времени возвращаясь в Ленинград, чтобы не потерять прописку. Наталья Варбанец постоянно жила в Ленинграде. Но письмо Ахматовой директору Эрмитажа М.И.Артамонову повезла в Ленинград москвичка Эмма. Наверное, Гумилев понимал, сколько времени и сил отдает Эмма его делу, но не мог удержаться от новых поручений.

Из писем Льва Гумилева Эмме Герштейн:

«В Прок<уратуру> сходите, там должно что-нибудь быть, а мне всякая радостная весть нужна для поправки здоровья» (27 октября 1955).

«…Поговорите с Конрадом и напишите мне о результате разговора» (30 июля 1955).

«Прилагаю письмо для моих двух "кирюх"…» (23 января 1956).

«Просьба: позвоните С.С., и пусть он напишет Фед. Фед.» (26 апреля 1956).

И все-таки ему казалось, что время остановилось. Хотелось качнуть маятник, перевести стрелки вперед. Промежутки между письмами Гумилева Эмме иногда составляют три-четыре дня, но и этого ему недостаточно: «Умоляю. Продолжайте писать информоткрытки. С ними легче». А ведь были еще и телеграммы.

«НАПОМНИТЕ МАМЕ ОБО МНЕ ПОХЛОПОТАТЬ ЛЕВА»

(22 декабря 1954).

На следующий день он получает ответную телеграмму:

«ПОМНИМ ПОСТАРАЙТЕСЬ СОХРАНЯТЬ СПОКОЙСТВИЕ ЭТО САМОЕ ГЛАВНОЕ ЭММА».

Эмма всегда точно и быстро выполняла его поручения. Как то ему понадобились контурные карты, и он написал Птице и Эмме. Первой, конечно, прислала карты Эмма. И наконец, главное свидетельство верности и надежности Эммы. Именно ей Гумилев переправил из лагеря свою рукопись «Истории Срединной Азии» – тридцать тетрадей: «То, что я Вам доверил, — лучшая часть меня; это как бы мой ребенок».

Не Ахматовой он прислал самую дорогую посылку, не Птице и даже не Абросову.

Помощь Эммы Гумилеву началась много раньше, чем возобновилась их переписка. Она помогала Ахматовой собирать продуктовые посылки Льву и отправляла их из пригородов – из Москвы было запрещено. Позднее и сама отправляла ему посылки. От Птицы Гумилев посылок не ждал. Напротив, он ей не раз в письмах сочувствовал, сожалел о ее бедности. При этом мог написать Эмме: «…очень желанны кофе и чай, но не какао, я его терпеть не могу». «Лимоны не посылайте – они очень кислые и только портят вкус чая».

А как жила в это время сама Эмма Григорьевна?

Анна Ахматова в записи Лидии Чуковской: «Эмма вот уже столько лет живет хуже худого. Вечное безденежье, а жилье? — вы помните ее конуру? в развалинах при больнице?»

«Конура» Эммы – это та самая комната или, как ее называли, «выгородка» в одноэтажном флигеле при больнице, куда в тридцатые приходил Гумилев. За двадцать лет флигель совсем обветшал. Комнатка Эммы находилась недалеко от полуразвалившегося каменного крыльца.

Научная работа, которой занималась Эмма, дохода пока не приносила. Анна Ахматова: «Книга не пишется, а ведь никто не изучил так глубоко Лермонтова, как она. Сдать работу надо к юбилею. Это для нее единственный шанс. Это ее хлеб, честь, жизнь. Время лермонтовское она знает до тонкости…» Эта запись Чуковской относится к 1963 году, времени вполне благополучному.

В последние сталинские годы было гораздо хуже.