И докторская диссертация «Древние тюрки. История Срединной Азии на грани Древности и Средневековья (VI–VIII вв.)», и вышедшая через шесть лет монография «Древние тюрки» про шли гладко, почти без дискуссий, сопровождавших «Хунну», без скандалов, которые будут сопутствовать появлению «Поисков вымышленного царства» и «Старобурятской живописи».
Правда, если верить Гумилеву, недоволен был не один Кляшторный: «60 % востоковедов перестали мне кланяться и, по слухам, собрались выступить на защите с протестом, но в решительный момент испарились. <…> У них хватило ума понять, что все они вместе взятые знают историю раз в восемьдесять хуже меня одного», — писал Василию Абросову Лев Гумилев.
Принято считать, что «Древние тюрки» – «самая научная» из работ Гумилева, она больше других его книг соответствует нормам, принятым в исторической науке. Гумилев работал над историей древних тюрков с декабря 1935 года. Истории Тюркского каганата посвящены его дипломная работа и две диссертации. Немудрено, что за много лет, несмотря на огромные перерывы в работе, Гумилев собрал и обработал громадный исторический материал.
НАВОЗ НА ЗАДНЕМ ДВОРЕ,или ГЕНИЮ ВСЁ ДОЗВОЛЕНО
В истории работы над «Древними тюрками» есть и совершенно неизвестный эпизод, который биографы Гумилева или обходят вниманием, или же просто о нем не знают. Он в свое время не получил огласки благодаря деликатности Михаила Хвана и посвященной в его дела Татьяны Крюковой, да и сам Гумилев сумел избежать конфликта и скандала, которым могла обернуться публикация его блестящей монографии.
С Михаилом Федоровичем Хваном Гумилев познакомился в своем последнем лагере. Хван помимо родных языков – корейского и русского – хорошо знал японский и китайский. Пока Михаил Федорович сидел в лагере как «японский шпион», по его книге «Идеография» студенты Ленинградского университета изучали иерголифическую письменность.
В отличие от Гумилева, Хван до лагеря не успел защитить диссертации, поэтому во второй половине пятидесятых его положение в научном мире было шатким. Лев Николаевич предложил ему сотрудничество. В 1958-м два востоковеда начали готовить к печати неизданные работы Н.Я.Бичурина. «Собрание сведений по исторической географии Восточной и Срединной Азии» знаменитого русского синолога под редакцией Гумилева и Хва на вышло уже в 1960-м в Чебоксарах, на родине Бичурина.
Тюрколог и синолог, историк и лингвист, на первый взгляд они идеально дополняли друг друга. Но Гумилев, резкий, авторитарный и экспансивный, видимо, не мог слишком долго и вовсе бесконфликтно работать с другим исследователем. Ученые, особенно ученые талантливые, — вообще не слишком мирный и толерантный народ.
После защиты диссертации Гумилев дорабатывал и готовил к печати своих «Древних тюрков». Ему предстояло решить научную проблему. У каждого знатного тюрка было не только имя, но и чин, титул, а иногда и прозвище. Если шад (принц крови) становился ханом, то его титул менялся. А составители китайских хроник могли назвать тюркского хана и по титулу, и по имени, и по прозвищу. Кроме того, даже китайцы переиначивали тюркские имена, а в устах перса или грека, армянина или араба титулы тюркских ханов искажались до полной неузнаваемости. В результате один и тот же человек в разных источниках действовал под разными именами. Например, жил был такой То листегин (принц восточного крыла), известный еще как Ирбис Ышбара (Барс могучий) и Сы-джабгу-хан («Вероломством достигший титула джабгу-хан»). Китайцы называли его Шили-дэле, Тел-и-дэли, Иби Бололюй, Болосы шеху-кэхань и Сы-шеху-кэхань. И все это один человек! Политическую историю каганата не понять, не разобравшись в этой головоломной тюркской ономастике, но Гумилев, не знавший китайского, в принципе не мог бы решить эту задачу. Поэтому он и призвал на помощь Михаила Хвана. У того был свой интерес: богатый материал, собранный вместе с Гумилевым, он мог бы использовать для работы над своей диссертацией.
Сотрудничество ученых как-то постепенно перешло в отношения «начальник – подчиненный». В письме Гумилеву Михаил Федорович так будет рассказывать о своей работе «над тюркской ономастикой по китайским данным»: «По мере готовности я сдавал Вам частями свои черновые наброски на Ваше рассмотрение и утверждение. Когда Вы отвергали какой-нибудь вариант, я искал другой, более подходящий. <…> С этого мо мента Вы, по существу, стали хозяином-заказчиком, моим научным руководителем и редактором моих филологических изысканий».