Гумилёв сын Гумилёва

Посещение Фонтанного дома Исайей Берлиным и его встречи с Ахматовой – один из самых мифологизированных сюжетов ахматовской биографии. Ахматова много сделала, чтобы совершенно запутать своих будущих биографов, покрыть визит британского ученого и дипломата тайной, пустить дымовую завесу, в которой исследователи и простые читатели уже давно ищут и находят разнообразные секреты. Любители пикантных подробностей цепляются за строчки в «Поэме без героя», которые уже надоело цитировать. Более серьезный читатель находит в зимних визитах Исайи Берлина глубокий политический смысл. Бенедикт Сарнов, например, обнаружил связь между встречами Ахматовой с Берлиным и Фултоновской речью Уин стона Черчилля. Удивительны чары этой женщины, при жизни сводившей с ума самых умных и талантливых мужчин, а после смерти так и оставшейся тайной для литературоведов.

Ахматова как прекрасная Елена! Какой замечательный миф! Увы, никакой связи между холодной войной и ночными беседами в Фонтанном доме не было и быть не могло.

Может быть, наивные люди в СССР, Европе и США и надеялись на будущую дружбу союзников по антигитлеровской коалиции, но не Сталин же, не Рузвельт или Трумэн, тем более – не Черчилль. В 1944-м, когда советские, британские и амери канские войска громили нацистов, Сталин убеждал Милована Джиласа, одного из ближайших соратников Тито, ни в коем случае не доверять англичанам: «А вы, может быть, думаете, что мы, если мы союзники англичан, забыли, кто они и кто Черчилль? У них нет большей радости, чем нагадить своим союзникам…»

Черчилль, в свою очередь, никогда не забывал, кто такой Сталин. Уже весной 1945-го он отдал распоряжение подготовить план возможной войны против Советского Союза (операция «Немыслимое»). Американский генерал Джордж Паттон мечтал отбросить русских за Вислу. Русские тоже не дремали, а собирали сведения о дислокации англоамериканских войск и держали в оккупированной восточной Германии большую военную группировку во главе с самим маршалом Жуковым. Многие советские ветераны войны вспоминали, что готовы были тогда, весной – летом 1945-го, пойти дальше, за Эльбу, обратив оружие против бывших союзников.

Когда британский философ пришел в гости к русскому поэту, холодная война уже началась. Их встречи имели значение разве что для истории литературы. Тень прекрасной Елены не стоит тревожить понапрасну. Мировая политика вершилась не в коммуналках Фонтанного дома.

Визит Исайи Берлина повлиял только на судьбу Ахматовой; на судьбу ее сына это влияние не стоит преувеличивать. Хотя Гумилев впоследствии будет упрекать мать в том, что она из тщеславия прииняла у себя опасного иностранца, а ему, ни в чем не повинному сыну, пришлось пострадать из-за непрошеного гостя.

Гумилева поддержала и Эмма Герштейн: «Вероятно, я удивлю сэра Исайю Берлина, если сообщу, что Леву очень жестко допрашивали о визите заморского дипломата к его матушке».

Допрашивали, но когда? В июне 1950-го, то есть полгода спустя после ареста. К самому аресту визит Берлина отношения не имел.

Если Гумилев и пострадал от встречи матери с британским профессором, то лишь косвенно. Не исключено, что Жданов выбрал Ахматову для показательной экзекуции именно из-за этих визитов «английского шпиона».

Для Ахматовой появление настоящего профессора Оксфорда, влюбленного в ее стихи, и в самом деле было событием исключительным. Но какое впечатление Берлин произвел на Льва Гумилева? Он, кажется, не так уж заинтересовался британским гостем. Встретил его приветливо, угостил вареной картошкой и принял участие в разговоре. Берлин запомнил, что Гумилев занимался Средней Азией, ранней историей «хазар, казахов и более древних племен». Британский профессор оценил Гумилева очень высоко: «Он был по крайней мере так же начитан, культурен, независим в суждениях и так же утончен – едва ли не на грани интеллектуальной эксцентричности, как большинство студентов-старшекурсников Оксфорда или Кембриджа». Из беседы с Гумилевым Исайя Берлин заключил, что Гумилев, например, читал в подлиннике Пруста и Джойса, хотя последнее маловероятно. Если французским Гумилев владел свободно, то по-английски читал неважно и только при необходимости брался за монографию на английском. Вряд ли он стал бы читать пухлый том «Улисса», когда на полках его ждали гораздо более увлекательные Геродот, Моммзен, Грумм-Гржимайло.

Впрочем, Берлин был гостем Ахматовой, а не Гумилева, которого вообще не интересовали европейцы. Там, где биограф Ахматовой только начинал бы рассказ, биограф Гумилева должен поставить точку. Впрочем, есть одна любопытная деталь. В рассказах Гумилева и Берлина есть странное противоречие.

Если верить Берлину, то он впервые пришел к Ахматовой днем, пришел вместе с советским литературоведом Орловым. Первую беседу с Ахматовой невольно прервал Рандольф Черчилль, храбрый, но беспутный сын британского экс-премьера: «Вдруг я услышал какие-то крики с улицы, и мне показалось, что я различаю свое собственное имя! <…> Крики становились все громче, и можно было вполне явственно различить слово "Исайя"».