Но товарищи отнеслись к просьбам миллионера недоверчиво. Ехать неизвестно куда только потому, что это приказал непонятный змей, что живет в озере. Да и змей ли? Да вообще, существует ли он? Ведь никто не видел точно, что происходило там, на озерном мелководье несколько часов назад. Но Иван был настойчив: он плакал, умолял, стоял на коленях…
– Хорошо, едем, – сказал тогда Николай, взявший на себя роль неформального лидера экспедиции. Они в молчании свернули лагерь, нагружая лодки вещами и припасами. Иван Альбертович суетился больше всех. Он неутомимо разбирал палатки, носил продукты. На веслах против течения шли около двух часов, и к полудню они достигли места аварии.
Здесь действительно пролегала труба, сбоку которой чернел рваный шрам – трещина. Из нее лениво вытекала густая маслянистая жидкость. Все вокруг было покрыто толстой густой темной пленкой, в которой барахтались птицы, белки и прочие обитатели леса. Это напоминало какой-то фильм-катастрофу, только все это происходило наяву, не в фильме, и даже не во сне.
Выпрыгнув из лодки, Иван Альбертович бросился к трещине. Он без устали пытался заделать ее разными способами, используя для этого тряпье, одежду, палатки, тонкие деревья, веревки. Товарищи, как могли, помогали ему. Спустя несколько часов нефть уступила усилиям людей и перестала сочиться из раны в трубе. Они уселись рядом, уставшие, изможденные, но на лицах их светилась счастье.
Неожиданно Иван разрыдался. Он упал на колени и горькие слезы стекали по его щекам. Силы окончательно покинули его. Николай похлопал его по плечу.
– Не рыдай, паря. Заделали ведь дыру-то твою. Небось, зверюга твоя нас теперь не слопает…
– Ничего еще не заделали, – слабо отозвался Иван. Сколько еще дыр по всей тайге, по тундре. Все мы загадили, сволочи…
И, неожиданно вскочив, он бросился к ближайшему пригорку, куда нефть не успела добраться. Там, прижавшись к теплой, покрытой мхом земле, он исступленно, бесконечно повторял только одно слово: «Прости, прости, прости…».