Гуннора. Возлюбленная викинга

– Ну, и в других монастырях на западе Нормандии ситуация не лучше. Конечно, Мон-Сен-Мишель уже не в таком плачевном состоянии, как десять лет назад. Он стал новым культурным центром страны, не в последнюю очередь благодаря вашему мужу… вашему будущему мужу. Он поставил себе целью отстроить там церковь, как его дед Роллон восстановил Руанский собор и церковь аббатства Сент-Уэн, а его отец Вильгельм – монастырь Жюмьеж.

– Скажите, – протянула Гуннора, – ситуация в Кутансе такая же, как была в Мон-Сен-Мишель? До того, как Ричард начал отстраивать церковь, многие каноники там неплохо устроились. Вместо того чтобы вести благочестивую жизнь, они предавались похоти и чревоугодию. Новому аббату, поставленному Ричардом, Менару де Сен-Вандрий, пришлось приложить много усилий, чтобы навести там порядок.

Она с наслаждением заметила, что ее шпилька задела монаха за живое. Побагровев, он крепче сжал в руках свиток.

– Я надеюсь, что когда-нибудь Кутанс станет столь же крупным и влиятельным центром культуры, как и Мон-Сен-Мишель, Жюмьеж или Сент-Уэн. Туда нужно прислать больше монахов и восстановить церковь. Каменную, а не деревянную, как церкви на Севере, – с презрением прошипел он.

Гуннора кивнула.

– Понимаю. Вы готовы отдать мне этот свиток, вернее, продать за мое обещание уговорить герцога помочь Кутансу.

Кровь отлила от его лица.

– Почему вы так недоброжелательны ко мне? Я ведь забочусь о вашем благополучии. В конце концов, это ведь вы убили человека, и пусть он был всего лишь язычником, Бог простит вам этот грех, только если вы поможете построить церковь.

– Думаете, эта церковь будет освящена благодатью Божьей после того, как вы ее выторговали, точно купец на рынке?

– Боги северян часто берут свое хитростью и обманом. Если норманны учатся у франков, то почему бы и нам не поучиться у них, не так ли?

Гуннора слабо улыбнулась.

– Откуда я могу знать, что вы, отдав мне свиток, не напишете новый, чтобы опять шантажировать меня?

– Не можете, – прямо ответил он. – Но будьте уверены, я делаю все это не для себя, а ради моей общины. В конце концов, ради самого Господа. Я не глуп и не стану злоупотреблять его терпением… как и вашим.

И вновь они помолчали, но тишина была уже не столь напряженной. Гуннора чувствовала, что успокаивается. Ее гнев отступил. Судя по всему, после сегодняшнего дня она больше никогда не увидит этого монаха, и хотя ей не нравились его методы, мотивы его поведения были ей вполне понятны.

– Вы отдаете мне эти записи – и я позабочусь о том, чтобы в Кутансе построили каменную церковь. Даю вам слово.

Невзирая на все его самодовольство, теперь на лице монаха отразилась искренняя радость.

– И вы примите мое.

После того как монах ушел, Гуннора еще долго сжимала в руке свиток. Она не знала, что с ним делать. Конечно, можно было бы стереть записи, но это слишком сложно. Можно сжечь свиток, но пергамент, объятый пламенем, будет испускать ужасную вонь. В конце концов она подошла к сундуку и открыла его.

Она уже собиралась отложить этот свиток, когда наткнулась на другой. Много лет она не думала о нем, он выполнил свое предназначение, избавил ее от груза лжи. Лжи, которая могла разрушить не только ее жизнь, но и жизнь Ричарда и их сына.

Гуннора с болью взглянула на руны и вспомнила о своих мучительных сомнениях.

Агнарр меня обесчестил.

Агнарр, возможно, стал отцом моего ребенка.

Агнарр умер от моей руки.

Она часто смотрела на своего сына Ричарда, раздумывая, от кого у него те или иные черты. Гуннора узнавала в нем себя, своего отца Вальрама, иногда даже младших сестер. Но на кого он больше похож, на Агнарра или на Ричарда? Это упрямство – от Ричарда, всю жизнь пытавшегося удержать власть? Или от Агнарра, стремившегося покорить ее, убить? Гуннора не знала.

Женщина покачала головой. Нет, в такой день не стоило думать об этом. Она поспешно спрятала пергамент, закрыла сундук и обернулась. Только сейчас она заметила, что не одна. В дверном проеме стояла Альруна и смотрела на нее – холодно, но с уважением. Никто не был Гунноре ближе в тот час, когда Альруна помогла ей убить Агнарра, но это сделало их союзницами, а не подругами, которые делятся радостями жизни. Этих радостей у них было много, но сейчас, глядя на Альруну, Гуннора не вспоминала добрые времена. Она думала о том, что люди смертны и скоротечность жизни таит в себе не только угрозу, но и посул свободы: именно смерть такие сильные люди, как Гуннора и Альруна, могли противопоставить безнадежности, отчаянию, унижению.

– Ты готова? – спросила Альруна.