Рауль, обычно всегда относившийся с иронией ко всему происходящему вокруг, теперь задумчиво смотрел в пламя костра. Ричард беспокойно ходил туда-сюда.
– Мне хочется самому подослать убийц к Бруно! – раздраженно воскликнул он. – Да проклянет Господь его черную душу!
– Не самая лучшая из твоих идей, – ответил Рауль. – Бруно – церковник, и неважно, что он хотел коварно заманить тебя в ловушку. Если ты прольешь его кровь, то все скажут о тебе, что ты настоящее дитя жестоких язычников. И эта слава останется с тобой навсегда.
– Но обо мне и так говорят подобное! Сколько себя помню, все эти сволочи следят за мной, точно стервятники, ждут моей погибели, чтобы заполучить мои земли!
– С этим ничего не поделаешь. Тут и смерть Бруно не поможет.
Ричард задумчиво кивнул.
– Единственное, что я могу сделать, так это не выказывать страха.
– Ты можешь обмануть Бруно. Пусть ждет тебя в Бове, пусть до последнего думает, что его замыслы увенчаются успехом. – Рауль наконец-то улыбнулся.
В отличие от Ричарда Альруна вновь почувствовала в нем холод и решимость. А еще упрямство. Ей оно тоже было знакомо – упрямство помогало справляться со всеми бедами, будь то подосланные убийцы или несчастная любовь. И все же девушке хотелось, чтобы Ричард открыто выразил свои чувства, не скрывал свою боль, не оставался столь отчужденным и равнодушным.
Приняв решение, герцог отправил гонца в Бове, чтобы сообщить архиепископу Бруно, мол, Ричард задерживается, но непременно приедет. Он не забыл и отблагодарить людей Тибо, переметнувшихся на его сторону: одному подарил позолоченное копье, второму – драгоценный камень.
На землю спустились сумерки, когда люди Тибо покинули лагерь. Теперь герцогу больше нечего было делать, и он вспомнил об Альруне.
– Я должен был прислушаться к твоим словам, – поспешно произнес он. – Прости меня. – Ричард невесело засмеялся.
– Главное, что ты жив, – равнодушно ответила Альруна и отвернулась.
– Погоди!
Она оглянулась и, к своему изумлению, увидела боль в его глазах.
– В этом мире так мало людей, которым я могу доверять, – пробормотал Ричард. – Ты… и твоя семья – одни из них.
Ну вот опять, он говорил с ней как с сестрой, но почему-то Альруне не показалось это неправильным. Герцог с самого детства жил в мире, полном врагов, и ему нужны были близкие. Близкие могли подарить ему покой – и он не ждал от них плотской любви.
Альруна закусила губу.
– То, что я тебе сказала… Что люблю тебя… Конечно же, я солгала. Я подумала, что это тебя убедит. Ты… ты для меня как брат.
И теперь уже она рассмеялась.
Ричард же сделал вид, что поверил в эту наглую ложь.
– Ну конечно.
Втянув голову в плечи, он пошел прочь.
Альруна точно окаменела. Чтобы сохранить честь, Ричард заставит Бруно ждать его в Бове. Она же, чтобы сохранить честь, несколько недель будет избегать герцога после возвращения в Руан. И все это – из гордости. Но гордость подобна кольчуге – защищает от ран, но не греет ночью. После всего случившегося любовь не грела Альруну, не распустилась, точно цветок весной, нет, она тяжелым доспехом укрыла ее тело и душу.
Агнарр сидел в высоком кресле, раньше принадлежавшем его отцу. Он надел кольца и шлем Гуомундра, носил его меч, пил из его кубка. И только конь Гуомундра не признал нового хозяина, сбросил Агнарра, как только тот забрался в седло. Даже не пытаясь усмирить животное, Агнарр просто перерезал ему глотку.
В отличие от коня, воины из окружения Гуомундра не сохранили преданность былому правителю и подчинились Агнарру, ведь тот доказал свое превосходство над отцом. Теперь же это превосходство приходилось подтверждать день за днем, иначе воины, не колеблясь, переметнутся к другому предводителю. Агнарру все это давалось намного сложнее, чем он предполагал.
«Я проклят, – думал он. – На меня наслали злые чары».
Пришлось взять себя в руки, чтобы не поддаться горестным мыслям.
Сейчас Агнарр пытался сосредоточиться на словах гонца. Тот как раз рассказывал о том, что герцог Ричард чуть не пал жертвой покушения. Цель была так близко, Агнарру не пришлось бы даже самому марать руки, но каким-то образом Ричарду удалось спастись, а Агнарр ни на шаг не приблизился к захвату трона Нормандии.
– Проклятье! – ругнулся он и тут же поджал губы.
Он не хотел проявлять свои чувства! Хотел, чтобы люди дрожали, стоило ему взглянуть на них! Хотел, чтобы они боялись его самого, а не его меча!
– Сколько у нас человек? – уже спокойнее спросил он у своих воинов, собравшихся в доме.
– Пара десятков в Руане, на побережье не больше. Нас поддерживают в Котантене, однако даже если считать не только наших сторонников, но и членов их семей, то людей все равно не хватит, чтобы свергнуть Ричарда.
И вновь Агнарру захотелось выругаться, но он сдержался. Стольких людей он убил за эти годы, столько усилий приложил, чтобы свалить вину за эти убийства на Ричарда, так долго сеял ненависть и вражду! И все зря. Зря пролилась кровь тех переселенцев. Она не взывала к небесам о мести, земля поглотила ее и проросла цветами.