Гуннора. Возлюбленная викинга

– Но откуда он получил это знание?

Гуннора покачала головой.

– Один искал мудрость. Чтобы испить из источника Мимира и обрести дар предвидения, он пожертвовал своим правым глазом. А чтобы постичь силу рун, он девять дней и ночей провисел вниз головой, прибив себя к стволу древа Иггдрасиль. Каждый может научиться использовать эту силу, но каждый должен что-то отдать за это.

«Девять дней, – подумала Гуннора. – Девять дней он провисел вниз головой, прибитый к дереву…»

– А я? – спросила она. – Что я должна буду отдать?

– То ведомо только Одину.

Шум в трюме стал громче, корабль заскрипел протяжно и натужно, в этом звуке слышалась тревога, как и в голосе Гунгильды. Гуннора посмотрела на мать и, невзирая на полумрак, заметила страх на ее лице. Боялась ли Гунгильда рун, которые могли принести как вред, так и пользу, или непредсказуемых богов, забавлявшихся людскими мучениями? Или будущего на новой родине, ради которого она оставила привычный мир?

Гуннора вздрогнула, когда снаружи донесся чей-то крик. Но ее мать, казалось, перестала тревожиться. На губах Гунгильды заиграла улыбка.

– Судя по всему, впереди показалась земля!

Потом Гуннора часто задавалась вопросом, ощутила ли она смятение уже в тот миг, когда вышла из тесной комнатенки в трюме, посмотрела на поблескивающую в лучах солнца воду и разглядела на горизонте полоску земли. Или тогда, когда она услышала историю о жертве Одина? Или же мрачные предчувствия охватили ее чуть позже? Как бы то ни было, эти предчувствия были единственным, что подготовило ее к тому, чему еще суждено было случиться.

Охваченная ностальгией и сомнениями, девушка смотрела на побережье, на полоску земли между небом и морем, на песок и скалы. То был знак того, что жизнь на родине подошла к концу и начиналась новая жизнь – тут, в Нормандии.

Морской ветер дул ей в лицо, и Гуннора на мгновение закрыла глаза, наслаждаясь солоноватым ароматом и предвкушением свободы. Мать всегда учила ее в закрытых помещениях: в доме в Датском королевстве, в трюме корабля, и ради знаний девушка готова была отказаться от солнечного света. Но сейчас она радовалась теплу, усматривая в нем доброе предзнаменование. Свет солнца отгонял озноб и сомнения. Гуннора часто зябла – как дома, так и тут, на этом корабле, где нельзя было развести костер, а сырость проникала во все щели.

Такие корабли, как этот, назывались кноррами. Отец говорил, что в отличие от узких и маневренных снеккаров, кнорры предназначались для перевозки товаров: железной руды и стеатита. Пассажирам приходилось тесниться среди ящиков с грузом, мирясь с подстерегавшей их опасностью: в любой момент один из ящиков мог упасть и придавить кого-нибудь.

«Следующей ночью я уже буду спать в новом доме», – подумала Гуннора. Девушка разволновалась.

Ее отец тоже проявлял нетерпение.

– Когда мы причалим?

Мужчина, которому принадлежал этот корабль, обычно помалкивал. Такой же неразговорчивостью отличалась и его команда – шесть человек, возивших товары из Датского королевства в Нормандию и обратно. Теперь же капитан не без гордости сообщил отцу Гунноры, что его кнорр «Морской лось» совершил путешествие быстрее, чем ожидалось.

– Когда солнце будет в зените, мы сойдем на сушу, – провозгласил он.

Младшие сестры Гунноры посмеивались над странным названием корабля и за время поездки обследовали тут все, что только можно, но сегодня их, похоже, не интересовали ни трепетавшие на ветру паруса, ни длинные весла, с громким плеском погружавшиеся в воду. Все их внимание было приковано к суше на горизонте.

– А правда, что луга в Нормандии поросли цветами? А в полях гнутся колосья? – спросила Сейнфреда.

Девушка была на год младше Гунноры, она казалась хрупкой, а кожа у нее была такой белой, что видны были темные вены. В отличие от сестры, у Сейнфреды были светлые волосы, а ступни у нее были настолько крохотными, что казалось, девушка не устоит на земле и ее сдует даже порыв ветра.

– Там тоже бывает холодно и временами бушует непогода, но это случается не так часто, как у нас, – ответил ее отец Вальрам.

Вивею, вторую сестру Гунноры, цветы и колосья не интересовали.

– А я смогу раздобыть в Нормандии такую же красивую цепочку, как у мамы?

Восьмилетняя девочка обожала украшения и могла часами любоваться цепочкой Гунгильды. Иногда Вальрам дарил дочери жемчуг, но у него не хватало денег на целое ожерелье. Сестра Гунгильды делала изящные украшения, нагревая в печи обсидиан и разноцветные камни и придавая им железным прутом разные диковинные формы.

– Когда у нас появится собственная земля и мы соберем богатый урожай, я куплю тебе цепочку, – улыбнулся ее отец.

– Но только когда ты подрастешь немного, – строго добавила Гунгильда.

Вивея хотела возразить, но тут вмешалась четырехлетняя Дювелина. Она прижалась к отцу и попросила:

– Расскажи мне о Нормандии!