Гунны

— Тогда пора признать правду. Это дело рук одной из твоих жен, что родили тебе по сыну, и их родственников, которые рассчитывают на его благоволение в будущем. Они позаботились о том, чтобы заранее избавиться от потенциально опасного соперника, — он изучающе глянул на лицо Аттилы, опасаясь, что зашел слишком далеко. — Сыновей родили тебе четверо. Возможно, любая из них способна и на такое.

Аттила кивнул.

— Да, ты прав. Способна каждая. Всех их распирает гордость и честолюбие, как львицы они готовы на все ради своего детеныша. Даже Серка… скорее всего, именно моя милая, уравновешенная Серка стоит за всем этим… Онегезий, добудь доказательства и приведи ко мне виновных. Но ударить мы должны наверняка. Я хочу точно знать, кто виноват. А получив доказательства, мы не станем поднимать шума. Я не хочу громкого скандала. Я не хочу, чтобы мир знал о том, что одна из моих жен интригует против меня. Виновная и ее братья, если они тоже окажутся замешанными, исчезнут, и более о них никто никогда не услышит. Это останется тайной, разгадать которую никому не удастся. Охранника казнить немедленно.

— Хорошо, — кивнул Онегезий. — Я займусь этим в первую очередь.

— Казнив охранника, мы покажем, что считаем его убийцей Сванхильды, — Аттила помолчал, перед его мысленным взором возникла золотоволосая красавица. — Пусть он умрет быстро и легко. Скорее всего, он был хорошим солдатом. Его смерть усыпит бдительность настоящих виновников, и нам будет легче вызнать правду.

Аттила держал в руке синюю тунику. Но, вместо того, чтобы надеть ее, швырнул на кровать.

— Я не могу одевать лучший наряд, когда эта крошка лежит со стрелой в груди, — он шагнул к Айе. — Они думают, что я откажусь от привычки выбирать новых жен? — вскричал он. — Передай мои слова этим интриганткам и предательницам, что окружают тебя во Дворе. Пусть убийца невинной девушки тоже это услышит. Я намерен вновь жениться. Знаешь, кто моя новая избранница? Сестра императора Рима! Скажи им, что с этого часа я ввожу новый порядок. У меня будет одна жена, принцесса Гонория. Она будет жить в собственном дворце, ей будут прислуживать благородные дамы, у нее будет своя охрана. А остальные станут наложницами. Скажи им это, моя Айя, и понаблюдай, как побелеют их лица и наполнятся страхом глаза. Тотчас же ступай к ним.

Айю как ветром сдуло. Настроение же Аттилы изменилось. Он грустно вздохнул.

— Я говорил серьезно, Онегезий. Я хочу, чтобы у меня была одна жена, которая будет сидеть на троне рядом со мной. Императрица всего мира. Если Микка сказал о принцессе правду, этой женой будет она. Но я думаю, что, скорее всего, этой новой женой станет другая девушка, которую ты мне найдешь, — он положил руку на плечо Онегезия. — Да, ты мне ее найдешь.

— Я? — вскричал Онегезий. — Кого я найду? Где?

— Вот что я поручаю тебе. Ты должен найти мне жену, которая заставит меня забыть крошку, что убили этой ночью. Если понадобится, обыщи весь мир. Пусть твои люди побывают везде и всюду. Дай знать, что мы дадим награду тому, кто укажет, где найти красавицу, которая нам нужна. Трудную задачу возлагаю я на тебя, Онегезий, поскольку не так-то просто стереть Сванхильду из моей памяти.

Она должна быть еще прекраснее, — продолжал Аттила после короткой паузы. — С золотыми, как солнечные лучи, волосами. Мне не нужны восточные девушки с их черными глазами. Таких у меня полно. Глаза у нее должны быть синими как небо. Талия — осиной. Я устал от полногрудых гусынь. Ты знаешь, где можно найти мне такую жену, Онегезий?

Тот поник головой.

— Нет, о король королей. Но я найду ее для тебя.

— И найди ее побыстрее, — в голосе Аттилы послышалась угроза. — Задержки я не потерплю. Мне нужно забыть Сванхильду.

6

С облегчением Аттила переключился на военные дела. Ковыляя на коротеньких ножках, спустился в залу под спальней. Нашел Всегда-одетого за столом, где днем раньше сидели его военачальники. Николан Ильдербурф работал всю ночь, но выполнил поручение Аттилы. На длинном столе лежали четыре стопки листов пергамента, по одной для каждой из армий, идущих с Востока.

Еще юный, высокий, стройный, (в компании ширококостных гуннов он казался просто хрупким), темноволосый и черноглазый, Николан чем-то напоминал грека, умными глазами, высоким лбом, может, изящными руками. По первому взгляду складывалось впечатление, что ему самое место за глыбой мрамора или перед чистым холстом, но хватало нескольких секунд, чтобы понять обманчивость артистической внешности. За столом сидел человек действия, активный, энергичный, схватывающий все на лету и с ходу использующий полученные сведения. И сравнивать его стоило не с греком, а с закаленным клинком, с острейшим из лезвий и с великолепной рукоятью.

— Я закончил, великий хан, — доложил Николан, указывая на стопки пергаментов. — Вот твои приказы.