Гунны

— Он прыгает, как молодой козел. И это после удара [9], от которого у него перекосило лицо. После возвращения из Ломбардии он ни разу не посещал Двор королевских жен. Слышал бы ты, что они несут. Будь их воля, они бы прижгли свечами пятки этой желтоволосой женщины… Он справлялся о тебе.

— Император?

— Кто же еще? Возможно, он сумеет повидаться с тобой до начала банкета. Я выясню.

Николан сознавал, что ему следует незамедлительно уехать. Если хоть одно слово о его взаимоотношениях с Ильдико достигло ушей императора, этот вызов окончился бы казнью. Но он не мог заставить себя развернуть коня и ускакать прочь. Ильдико была здесь, она уже вышла замуж за императора. Он ничем не мог ей помочь, но чувствовал, что должен остаться, даже если за это придется заплатить жизнью. Впрочем, без Ильдико и жить-то не хотелось.

Появился Гизо, кивнул, показывая, что намерения императора не изменились. Втроем они направились к боковой двери. Не успели открыть ее, как навстречу вышел Черный Сайлес, с улыбкой во все тридцать два зуба.

— Император будет гордится теми блюдами, что я приготовил для него сегодня! — заявил старший повар. — Римские пиры! Фу! Плюю я на них. Такого еще никогда не было. Пятнадцать поваров трудятся, не покладая рук, и я не даю им ни минуты отдыха.

Аттила сидел в темной комнатке, уже одетый к банкету. На нем была золотая туника. Его надушили, напудрили и напомадили, но лицо так и осталось перекошенным, о чем упомянул Гизо. Выглядел Аттила старым, мудрым и совсем больным.

— Ты убил этого предателя! — обратился он к Николану. — Я рад. Теперь мне не придется казнить его. Я и так убил слишком много людей. И ныне мне нужно отдохнуть, посвятить побольше времени моим детям и новой жене. Я решил отложить новую военную кампанию. Храбрые римляне могут не дрожать по крайней мере с год.

Глядя на глубокого старика, в которого превратился Аттила, Николан подумал: «Все кончено. Армию ему более не собрать».

Аттила гордо вскинул голову.

— Но мои шпионы по-прежнему при деле. Несколько дней тому назад мне сообщили, что этот слабак, что зовется императором, готовит заговор, цель которого — устранить Аэция. Он вызовет генерала ко двору, как бы на аудиенцию, где его и убьют прямо перед троном. Вроде бы храбрый Валентиниан намерен сам вонзить кинжал в сердце Аэция.

Аттила помрачнел.

— Аэция надо предупредить. Я хочу, чтобы он жил. Я никогда не говорил этого раньше, но он сразу же понравился мне, как только появился при дворе моего дяди. Он… — он замялся, в поисках подходящего слова. — Жизнь с ним стала веселее. И я бы не возненавидел его, не начти он смеяться над моими короткими ногами. Его не должны убить до того, как я наголову разобью его армию на поле брани.

Тогалатий, я хочу оказать тебе особую честь, — продолжил Аттила. — Ты отправишься в Рим и дашь ему знать о готовящемся заговоре.

— Великий Танджо, позволь сказать пару слов.

— Слушаю тебя.

— Когда твои победоносные армии уничтожали города Италии и Рим дрожал от страха перед тобой, народ требовал отмщения. И начать хотели с меня. Мой господин Аэций опередил их, предоставив мне возможность бежать. Но перед этим заставил меня пообещать, что я более не вернусь к тебе на службу.

Слова эти произвели совсем не ту реакцию, какой ожидал Николан. Аттила не стал повторять, что никто не может уйти с его службы. Вместо этого он раздулся от гордости.

— Видишь? Он по-прежнему боится меня. И всеми способами пытается ослабить мою позицию. Что ж, придется послать кого-то еще, — он по-старчески подмигнул Николану. — Тебя это позабавит, поскольку ты виделся и говорил с принцессой Гонорией. Она вернулась. Восточный принц устал от нее, поэтому ее не выпустили на берег. Корабль прямым ходом отправили в Равенну. Поскольку старуха мертва, принцесса станет открытой дверью, в которую любой сможет войти, не постучав, — он помолчал, а затем добавил. — Ты успел на церемонию моего бракосочетания с госпожой Ильдико, дочерью твоего народа?

— Нет, великий Танджо.

— Тогда не пропусти вечерний банкет. Моя невеста, моя маленькая золотоволосая птичка, будет сидеть рядом со мной на золотом троне. Том самом, на котором ее внесут в Рим, когда я заставлю эту гордую нацию встать на колени у моих ног.

Он отвернулся, и Николан с облегчением осознал, что шпионы Аттилы в первый раз дали маху. Они не сумели выяснить, что он и Ильдико знакомы с детства. Многие из тех, кто с волнением наблюдал за исходом суда, знали, что он любит ее, а она отдает ему предпочтение среди других мужчин Но эта важная информация не достигла ушей посланцев Аттилы, так что император ни о чем не подозревал.