Гунны — страх и ужас всей Вселенной

В пользу данного предположения говорит следующее обстоятельство. Первый вождь, вне всякого сомнения, правивший гуннами, а не их предшественниками из народности хунну, сумевший централизовать и организовать управление своим народом по принципу «народа-войска» (пришедшего на смену прежним разрозненным ватагам «степных удальцов»), правил почти одновременно со строительством китайцами Великой Стены. Скорее всего, успеху проводимой им политики централизации способствовало осознание в корне изменившейся обстановки на границе с Китаем. Причем не только им одним, но и всеми его соплеменниками, несмотря на свойственную им любовь к свободе. Звали этого централизатора Тоумань, Томен или Тумен (в книге Л.Н. Гумилева «Хунну» он именуется: Тумань; в книге В.П. Никонорова и Ю.С. Худякова «"Свистящие стрелы" Маодуня и "Марсов меч Аттилы"» Тоумань и Тумань упомянуты как два разных правителя гуннов). Китайские хронисты присвоили ему почетный титул «шанью», или «шаньюй» (кит. пиньинь: chаnyu, палл.: чаньюй), по-древнекитайски: «таньва» (от пратюркского «дархан» или «таркан»). Они оценивали данный титул (означающий, согласно Л.Н. Гумилеву, «величайший», а согласно книге Е.И. Кычанова «Кочевые государства от гуннов до маньчжуров» – «обладающий обликом обширного и великого» или «обладающий образом Неба», т. е. «небоподобный» или «божественный» правитель) как примерно равный титулу царя (ван). Впрочем, в отдельные периоды китайцы признавали гуннского шаньюя равным императору (Хуан-ди). Академик Л.Н. Гумилев считал шаньюев не «царями», а «пожизненными президентами» хунну. Ибо они избирались гуннской племенной аристократией и управляли не самодержавно, а совместно с советом 24 родов пяти хуннских племен – по крайней мере, со времен шаньюя Маодуня (о котором ниже будет рассказано подробнее).

Согласно списку гуннских царей, приведенному индийским историком Рахулом Санкритьяяном в его «Истории Центральной Азии», Тоумань-Тумань (если это не разные люди) родился примерно в 250 г. до Р.Х. Уже в преклонном возрасте первый шаньюй взял себе молодую жену, которую очень любил. Стремясь обеспечить престол за сыном от этого позднего брака, он разработал хитроумный и коварный план. Старший сын Тоуманя, принц (царевич) Маодунь (Модэ, Моду, Мотун), был отправлен заложником к кочевому племени юэчжей – предков будущих кушан (тохаров), ираноязычных саков или «восточных сарматов» (впрочем, некоторые считают «восточных сарматов» не юэчжами, а отдельным иранским кочевым народом, юэчжей же – азиатскими гетами, или, возможно, массагетами, упоминаемыми многими античными историками и географами). Обмен царевичами в качестве заложников с соседними народами, кстати, соответствовал гуннским обычаям вплоть до времен Аттилы. Когда Маодунь прибыл в ставку правителя юэчжей, его отец Тоумань напал на «восточных сарматов», надеясь, что в ответ те будут вынуждены убить его первенца и наследника, взятого ими в заложники. Однако заложники нередко изменяли ход истории. В сфере взаимоотношений гуннов с Римской империей это продемонстрировал на собственном примере «последний римлянин» Флавий Аэций (Эций, Этий или Аэтий; о нем еще будет подробнее сказано далее). Да и Аттила в юности (когда гуннский царь Ульдин победоносно сражался под знаменами западно-римского императора Гонория с опустошавшими Италию германцами остгота Радагайса), согласно некоторым источникам, тоже побывал в заложниках у римлян в «Вечном городе» на Тибре.

Возможно, любознательный Аттила знал из гуннских племенных сказаний, как себя повел в аналогичной ситуации Мотун, отданный в заложники юэчжам? Осознав нависшую над ним смертельную угрозу, Маодунь, убив приставленного к нему стража, своевременно бежал от юэчжей на их лучшем скакуне, на котором и домчался до шатра своего вероломного отца. Последний разыграл трогательную встречу, обняв своего обреченного им на гибель нелюбимого сына, оказавшегося таким «резвецом и удальцом, красотой и узорочьем гуннскими».

Удаль Маодуня, доказавшего, на что он способен, так впечатлила гуннов, что Тоумань был вынужден поставить его во главе одного из уделов, дав сыну в управление десять тысяч семей. Моду приступил к обучению воинов – достаточно суровому и даже жестокому, если верить китайским источникам (а почему бы им не верить?).