Гунны — страх и ужас всей Вселенной

После своей первой совместной победы над Восточным Римом в 435 г. «фратриархи» Аттила и Бледа заключили с побежденными ими на поле брани «ромеями» Марг(ус)ский мирный договор. По его условиям Константинополь обязался удвоить размер выплачиваемой гуннам дани и выдавать гуннам всех перебежчиков. Мы помним, что требование о выдаче перебежчиков содержалось и в хуннско-китайских мирных договорах, упоминаемых анналистами «Срединного государства». Однако аналогичное требование содержалось еще в мирном договоре между египетским фараоном Рамсесом II и хеттами.

Перебежчики, фактически же – политические эмигранты – создавали на территории чужой страны, в которую бежали из своей собственной, ставшей им не матерью, а мачехой, «ячейки сопротивления».

Порой «ячейки» превращались в целые «островки». Эти «островки сопротивления» оставались неуязвимыми, в силу своего местонахождения за рубежом. И потому представляли постоянную угрозу для государства, из которого перебежчики бежали вследствие внутриполитических причин. Надо сказать, что со времен Рамсеса и Аттилы в этом плане мало что изменилось.

Условия гуннско-римского мирного договора, заключенного в городе Марг(ус)е, напрямую затрагивали гуннских «оппозиционеров», обзаведшихся парочкой царевичей в качестве залога будущих претензий на власть – двумя отроками из семейства Аттилы. Они были сыновьями князей Мамы и Атакама. Понимавшие важность этих отроков, как «козыря» в борьбе с Аттилой и Бледой, восточные римляне держали их под стражей в крепости к югу от излучины Истра. Она располагалась в области, известной в древности как «Малая Скифия». Именно там когда-то царствовал знаменитый скифский царь Атей, разбитый в 339 г. до Р.Х. македонским царем Филиппом II, отцом Александра Великого. Там знатные отроки пребывали вплоть до заключения «ромеями» мира с гуннскими «фратриархами» на продиктованных последними условиях. Однако возвращение двух царевичей в гуннские пределы означало для них верную смерть. Принимая во внимание их возраст, они, несомненно, оказались на римской территории отнюдь не добровольно, а были увезены гуннскими «непримиримыми оппозиционерами» насильно. Тем не менее, юные царевичи представлялись Аттиле и Бледе столь опасными, что «фратриархи» приговорили возвращенных им восточными римлянами «перебежчиков поневоле» к высшей мере наказания («суммум супплициум», выражаясь языком римских юристов) – распятию на кресте.

Хотя мы не так уж много знаем о гуннских народных верованиях и о религиозных взглядах самого «Аттилы-батюшки», обращает на себя внимание следующее. Невезучие царевичи были не посажены на кол (как прочие перебежчики, выданные римлянами гуннам). И не обезглавлены. А ведь гунны любили отрубать оппозиционерам головы, чтобы запугивать ими, выставленными на всеобщее обозрение, тайных сторонников казненных, как и всех прочих колеблющихся и замышляющих измену или бегство за рубеж – к римлянам, к кому же еще?! Смерть на кресте (к которому осужденных не прибивали гвоздями, а просто привязывали) наступала не от человеческих рук. Да и какой гунн осмелился бы нанести смертельный удар члену божественного (или, по крайней мере, богоравного) царского рода (не случайно самого Аттилу один из его данников-варваров – царь акатиров – именовал, по Приску, «высшим из богов»)?! Убить богоравных отроков было дозволено лишь божественному Солнцу, всемогущему дневному светилу, беспощадно разившему с высоты небосвода распятых своими смертоносными златыми стрелами-лучами.

Это знаменательное во всех отношениях публичное распятие царевичей, равно как и то обстоятельство, что Аттиле, очевидно, воздавались божественные почести, заставляет вспомнить легенды о происхождении гуннского царского рода, возводимом к небожителям. По этим сказаниям, предком гуннского царского рода была божественная птица, царственный орел. А ведь выше орла – только Солнце (передающее царственному металлу – золоту – свой свет и цвет). Да и солнца орел не боится (лат: «нек соли цедит»).

Все перечисленные выше факты, да и многие другие подробности убеждают нас: клану «царских гуннов» (именуемых Приском, в подражание Геродоту, «царскими скифами»), могущественному роду гуннских владык, следовало опасаться только конкурентов из своих собственных рядов. Никакой иной потенциальный узурпатор не мог ссылаться на покровительство небесных, высших сил, не имел в своем «идеологическом активе» чудесных птиц вроде божественных орлов, и ни один гуннский воин не последовал бы за простым смертным, осмелившимся поднять мятеж против отпрыска царского семейства гуннов.