Гунны

Два войска боролись за то, чтобы захватить вершину возвышавшегося на поле битвы холма. Это удалось воинам Аэция, и они «с легкостью низвергли подошедших гуннов благодаря преимущественному положению на горе». Гунны пришли в смятение, и тогда Аттила обратился к ним с речью. Маловероятно, чтобы текст этой речи мог сохраниться, хотя бы и в вольном пересказе; скорее всего, кто‐то из хронистов – вероятно, Приск – сочинил ее сам. Но если она написана Приском, который достаточно хорошо знал Аттилу, она, во всяком случае, должна быть похожа на то, что он мог сказать своим воинам в решающий момент. Нельзя полностью исключить и того, что речь могла быть застенографирована писцами Аттилы и позднее попала в руки римлян (хотя это и маловероятно). Поэтому авторы настоящей книги рискуют воспроизвести ее целиком.

«После побед над таким множеством племен, после того как весь мир – если вы устоите! – покорен, я считаю бесполезным побуждать вас словами как не смыслящих, в чем дело. Пусть ищет этого либо новый вождь, либо неопытное войско. И не подобает мне говорить об общеизвестном, а вам нет нужды слушать. Что же иное привычно вам, кроме войны? Что храбрецу слаще стремления платить врагу своей же рукой? Насыщать дух мщением – это великий дар природы! Итак, быстрые и легкие, нападем на врага, ибо всегда отважен тот, кто наносит удар. Презрите эти собравшиеся здесь разноязычные племена: признак страха – защищаться союзными силами. Смотрите! Вот уже до вашего натиска поражены враги ужасом: они ищут высот, занимают курганы и в позднем раскаянии молят об укреплениях в степи. Вам же известно, как легко оружие римлян: им тягостна не только первая рана, но сама пыль, когда идут они в боевом порядке и смыкают строй свой под черепахой щитов. Вы же боритесь, воодушевленные упорством, как вам привычно, пренебрегите пока их строем, нападайте на аланов, обрушивайтесь на везеготов. Нам надлежит искать быстрой победы там, где сосредоточена битва. Когда пересечены жилы, вскоре отпадают и члены, и тело не может стоять, если вытащить из него кости. Пусть воспрянет дух ваш, пусть вскипит свойственная вам ярость! Теперь гунны, употребите ваше разумение, примените ваше оружие! Ранен ли кто – пусть добивается смерти противника, невредим ли – пусть насытится кровью врагов. Идущих к победе не достигают никакие стрелы, а идущих к смерти рок повергает и во время мира. Наконец, к чему фортуна утвердила гуннов победителями стольких племен, если не для того, чтобы приготовить их к ликованию после этого боя? Кто же, наконец, открыл предкам нашим путь к Мэотидам, столько веков пребывавший замкнутым и сокровенным? Кто же заставил тогда перед безоружными отступить вооруженных? Лица гуннов не могло вынести все собравшееся множество. Я не сомневаюсь в исходе – вот поле, которое сулили нам все наши удачи! И я первый пущу стрелу во врага. Кто может пребывать в покое, если Аттила сражается, тот уже похоронен!» Армии, сошедшиеся на Каталаунских полях, были по тем временам огромны – здесь столкнулись войска едва ли не всей Европы. Битва была кровавой. Иордан утверждает, что «о подобном бое никогда до сих пор не рассказывала никакая древность». Протекавший по равнине ручей, если верить очевидцам, вышел из берегов от переполнившей его крови. В этой битве погиб король вестготов Теодорид – он был сброшен с коня и растоптан копытами своей же конницы. Некоторые говорили, что его поразило копье знатного гота из рода Амалов. Так или иначе, «нашли его в самом густом завале трупов, как и подобает мужам отважным, и вынесли оттуда, почтенного песнопениями на глазах у врагов». Иордан пишет, что Теодорид (а не Аэций) и оказался тем самым погибшим вождем противной стороны, смерть которого была обещана Аттиле.

Сам Аттила тоже едва не погиб. Он бежал (как пишет Иордан), но, возможно, просто отступил с поля боя и укрылся в традиционном убежище воина-кочевника – ограждении из повозок.

Ночь спутала все планы сражавшихся. Торисмуд, сын короля Теодорида, который удерживал центральный холм, спустился с него и, «думая, что он подошел к своим войскам, в глухую ночь наткнулся, не подозревая того, на повозки врагов». Он был ранен, сброшен с коня и чудом отбит своими воинами, после чего «отказался от дальнейшего намерения сражаться». Аэций тоже заблудился в темноте и «блуждал между врагами, трепеща, не случилось ли чего плохого с готами», но в конце концов отыскал лагерь союзников.

Утро показало, что потери с обеих сторон огромны, но в целом преимущество было на стороне римлян. Иордан пишет: