— Он посадил меня в машину и привез в какую-то глушь, где под землей был выкопан бункер, — продолжала женщина, и ее лицо исказилось от мрачных воспоминаний. — С этого момента моя жизнь превратилась в ад. Он был хуже Чикатило. Садист, изверг, которых свет не видывал. Я не буду тебе описывать, как он издевался надо мной. Видишь? — Она помахала обрубком перед глазами Кати. — У него были какие-то специальные кусачки. Но ему было интересно со мной развлекаться, и он не хотел, чтобы я сдохла раньше времени.
Свинцовое небо вспороло обжигающее лезвие молнии. Вслед за ней снова пророкотал гром, отчего на многих автомобилях сработала сигнализация.
— Он насиловал меня почти каждый день, а потом начинались пытки. Когда я забеременела, у него появилась мысль оставить ребенка себе. Чем больше становился живот, тем меньше он издевался надо мной, наверное, боялся, что случится выкидыш. Однажды мне удалось вырваться. Штырь, который держал цепь, вывалился из штукатурки. Она стала рыхлой от сырости. Я бежала ночью, полуголая, босая, с огромным животом, и звала на помощь. Я очнулась в роддоме. Меня обступили врачи, они спрашивали, что со мной, почему мое тело в рубцах. Я только ревела, а потом родила.
Последнее предложение было произнесено с неподдельной стыдливостью. Словно рассказчице было очень неловко за свой поступок.
— Это была я? — спросила Катя.
— Да, — ответила Галина, и впервые на ее обветренных губах появилась теплая улыбка. — Маленькое чудо, орущее во все горло. — Ее лицо снова стало угрюмым, отрешенным. — Но я не могла тебя оставить. Мне все время мерещился этот выродок. Я видела его в каждом человеке, который заходил в палату. Потом кто-то из медсестер проговорился, что ко мне придут за объяснениями из милиции. Я поняла, что ждать нельзя, знала, что Малышев ищет меня. Этой же ночью я сбежала из больницы. Я не сказала врачам, где и в каких условиях вынашивала ребенка, даже не попрощалась с тобой. — Она провела ладонью по лицу, изрезанному морщинами. — Я не могла забрать тебя с собой. Он нашел бы нас и убил! Мне нечего было дать тебе! Вспомни, кто и что я была тогда!
— Что произошло дальше? — тихо спросила Катя.
— Я не стала обращаться в милицию. За мной тоже грешки водились. Мне удалось вернуться в родной город, меня приютила дальняя родственница отца. О том, что произошло, я никому не говорила. Я до смерти боялась этого нелюдя. Он снился мне каждую ночь. Мне чудилось, что я захожу в ванну, а он там, притаился за ширмой с ножовкой, которой собирается отпилить мне вторую руку. Потом я попала в тюрьму за кражу. За это время многое изменилось. Я вышла, поняла, что не смогу жить, не увидев тебя, и решила ехать в Каменск. Мне было страшно, но я надеялась, что никогда больше не увижу Малышева. Приехав, я выяснила, что тебя удочерили. Люда, женщина, которая раньше прибиралась у вас в доме, рассказала мне все. Она подслушала разговор Жанны с мужем. Твоя приемная мама знала, от кого ты!.. Сейчас это неважно. Главное, я нашла тебя. Я понимаю, почему ты не поверила мне тогда.
— Вы что-то недоговариваете, — глядя на нее в упор, произнесла Катя.
Она ясно видела, что женщина мнется.
— Еще я узнала, что Малышев давно умер, — Слова давались ей с усилием, будто бы она волочила тяжеленный мешок. — Я радовалась, как ребенок.
Неподалеку остановилась полицейская машина. Проблесковые маячки лениво подмигивали сапфировыми глазищами.
«Похоже, мамаша того паренька действительно позвонила», — подумала Катя.
— Дочка, я не сказала тебе главное, — вдруг торопливо заговорила Галина.
— Что? — сипло спросила девушка, глядя, как к ним быстро приближались два сотрудника полиции.
— У этого изверга был родной сын. Артур, — чуть слышно проговорила Галина, оглядываясь по сторонам. — Это тот самый, который недавно сбежал из сумасшедшего дома. Он наверняка тоже знает о…
— Старший сержант Кулагин. Документы предъявите, — потребовал грузный полицейский, остановившийся в метре от них.
Катя достала из сумочки паспорт и молча протянула его сержанту.
— Твои? — патрульный с нескрываемым презрением смотрел на Галю.
— Справка об освобождении сойдет? — спросила она, и тот ухмыльнулся так, словно ждал именно этого ответа.
— Поехали, клуша. Ну-ка!
— Послушайте! За что вы ее забираете? Она ведь ничего не нарушила! — с возмущением вскрикнула Катя.
— Дамочка, шли бы вы домой. Намокнете, простудитесь, — заявил второй полицейский.
Он подтолкнул Галину, она обернулась и сказала:
— Уезжай, дочка. Не жди, пока он придет за тобой.
Похороны Слона прошли как в тумане. Кто-то что-то говорил, кто-то всхлипывал, кто-то нервно мусолил в руках цветы. Вмиг одряхлевшего отца убитого байкера поддерживал Дантист, рядом для подстраховки всегда держался Гаучо. Вход на кладбище был заставлен мотоциклами, а желающие проводить в последний путь дорожного капитана все прибывали.