Гурман

— Почему ты сразу не взяла камень? Он кричал, плакал, тянул к тебе руки, звал на помощь. Женя сам говорил мне. Разве его дальнейшее существование можно было назвать жизнью?

Мила взвизгнула и, чуть не поскользнувшись в крови Павла, кинулась в самый дальний угол помещения, который был погружен в темноту. Когда она вернулась, на ее лице сидела безобразная бородавчатая маска со спутанными космами. Покачиваясь, она шагнула к стене, туда, где на крючке висела пила с крупными зубьями, потемневшими от времени.

— Она снится мне каждую ночь, — заклокотала Мила глухим голосом.

Крепко сжимая пилу, она метнулась к Виктору.

— Ты знаешь, каково каждую ночь видеть, как эта ужасная старуха отгрызает нос моему брату? Я встретилась со смертью. С тех пор она всегда рядом со мной!

Она подскочила к Виктору, схватила его за правое ухо и принялась пилить голову.

— Я видела смерть! — Из глазниц маски потекли слезы.

Зубья пилы выхватывали волосы и клочья кожи из головы Виктора. Он закричал, его лицо заливала кровь.

— Я сама решила стать смертью! Заслуженной, для каждого грешника, для любого из вас!

Дверь, ведущая под землю, поддавалась крайне неохотно. Дантист достал охотничий нож и, стараясь не создавать лишнего шума, начал проделывать отверстие, в которое можно было бы просунуть ножовку. Наконец заработала пила. Монгол расчехлил ружье и угрюмо стоял рядом.

— Тебя сменить? — предложил Гаучо, но Дантист лишь покачал головой, продолжая сосредоточенно работать.

— Доски какой-то хренью пропитаны. Поэтому так медленно, — пропыхтел он.

Наконец ему удалось выпилить большой кусок. Байкеры принялись расшатывать и выдергивать остальные доски. На петле остался болтаться лишь кусок деревяшки, к которому крепился громадный замок.

Монгол встал на четвереньки, посветил вниз фонарем и сообщил:

— Я вижу ступеньки.

Дантист вытер пот со лба, убрал охотничий нож в ножны, развернул сверток, вынул обрез и позвал:

— Гаучо!

Тот, уже готовившийся спускаться вниз, вопросительно взглянул на сержанта по оружию и услышал:

— Не спеши. Только давай без обид. Свою работу ты выполнил на пять баллов. Но сейчас ситуация совершенно непредсказуема. Ты первоклассный сыщик, но боец средний. Может, останешься наверху? Нам все равно нужно обеспечить тыл.

Гаучо изумленно уставился на байкеров.

— Это проверка на вшивость, Дантист? — сдержанно поинтересовался он. — Или ты утром вместо кофе самогонки жахнул?

Лица Дантиста и Монгола оставались бесстрастными, словно вырубленными из скалы.

— Если вы считаете, что я буду прятаться за ваши спины, то мне придется сегодня же уйти из клуба, — спокойно произнес Гаучо.

Дантист пожал плечами, зажег фонарь.

— Это твой выбор, — бросил Монгол, но по глазам байкеров было видно, что они не ожидали другого решения.

— Пойдешь третьим. Это не обсуждается, — добавил Дантист, начиная спускаться вслед за Монголом.

— Я не Терминатор, но в тыкву дам, если надо, — пробурчал Гаучо, все еще чувствуя себя уязвленным.

Его рука легла на рукоятку травматического пистолета «шаман». Это, конечно, не нарезной карабин, как у Монгола, но все же.

Перед ними расстилался широкий, но довольно низкий коридор. Дантисту, самому высокому из них, пришлось идти, сильно ссутулившись.

— Тихо, — прошептал он, направив фонарь вперед.

Байкеры затаили дыхание. Откуда-то издалека доносились еле различимые звуки.

— Там!.. — указал Монгол. — Кто-то кричит.

Они медленно двинулись вперед, освещая перед собой путь. Под ногами неожиданно что-то завозилось, пискнуло. Лучи двух фонарей уперлись в серое тело крупной крысы. Она глядела на байкеров и, казалось, не испытывала при этом никакого страха. Поводив из стороны в сторону усиками, крыса шмыгнула в глубокую щель в стене.

— Похоже на бомбоубежище, — приглушенно сказал Дантист, обернулся и вдруг увидел, как изменилось лицо Гаучо.

Тот пристально всматривался куда-то вперед, куда шагал Монгол.

— Ты что?

— Стойте! — рявкнул Гаучо, но было уже поздно.

Раздался какой-то странный звон, затем шорох, и неожиданно пол под Монголом провалился. Парень ничего не успел понять, лишь вскрикнул, неуклюже взмахнул руками и исчез из виду. Байкеров, оставшихся в коридоре, обволокла поднявшаяся пыль. Кашляя, они склонились над ямой, в которую упал их товарищ.

— Твою мать! — помертвевшим голосом произнес Гаучо.

Монгол висел на железных штырях. Его тело насаживалось на смертоносные колья все глубже и глубже. Он хрипел, съезжая на самое дно ямы. Дантист скрипнул зубами, видя, что одно острие выходило прямо из сердца умирающего парня. Изо рта Монгола побежала струйка крови, и он притих. Его широко раскрытые глаза странно блестели в свете двух фонарей. Карабин лежал рядом с мертвым хозяином.

— Еще не поздно, брат, — процедил сержант по оружию, но взглянул на друга и понял — тот останется несмотря ни на что.

— Надо вызвать наших, — сказал Гаучо, все еще не оправившись от страшной, нелепой кончины друга. Его колотила дрожь, и он старался взять себя в руки.

— Нет времени. — Дантист замотал головой. — Ты увидел нить?

Гаучо кивнул и сказал:

— Но я опоздал.