Гуру и зомби

Нестор оказался единственным, кто его ни в чем не упрекал, ни о чем не спрашивал. Чтобы не срывались встречи с ним, Гера напряг все свои силы и собрал большую, стабильную группу начинающих. Первым номером сам в нее записался. Внес плату за все занятия. И уже на втором, буддистском, нашел решение своих проблем. Ему нужно произвести тысячу медитаций.

Безмысленное сосредоточение принесло мирную радость. Каждый день Гера имел теперь право на одиночество, которое отец не мог, не имел никакого права назвать болезнью. Готовил себя к медитации как к свиданию с Нестором. Мылся в душе, надевал свежие трусы и рубашку…

Что-то из детства вдруг стало вспоминаться. Врубелевский зал в Третьяковке или импрессионисты в Пушкинском, Вера объясняет, как бликует желтый, как зеленый цвет гармонизирует холст. Давала альбом и велела скопировать «Завтрак на траве». В пятнадцать лет он причастился… К искусству, как к религии.

То же восторженное, счастливое напряжение всех жил…

Чуть все не рухнуло.

Софу положили на сохранение, но ребенка не сберегли. За две недели до предполагаемого срока его маленькая, тонкая шейка запуталась в пуповине. Отец позвонил во время медитации. По правилам можно отвечать на звонки, но в тот раз как-то по-особенному не хотелось прерываться. Пересилил себя, подстегнул мыслью: а если это Нестор?

– Навести Софу, – бессильно попросил так и не ставший дедом. – Ей только через сутки будут вызывать искусственные роды…

– Нет! – Забыв нажать на красную кнопку, Гера швырнул трубку на диван.

Она еще минут пять взывала к нему отцовским голосом, а потом гудками, безразличными к его ужасу.

Хотел, так хотел он сына…

За что?!

Почему?!

Ответ нашел. Не сразу, но понял, что у дитяти не было кармы.

Виновата Софа. Она алчно жаждала ребенка, когда семьи нет.

Он же по себе знал, как это…

Но когда отец поселил бездомную Софу в отремонтированной и пустующей квартире своей второй жены, пришлось ему звонить. «Учти, мне это неприятно», – сказал хмуро, с угрозой и отключился.

Только через полгода удалось затащить Софу в ЗАГС, чтобы подать заявление о разводе. До этой финальной точки ни о каком покое и речи быть не могло. Пришлось даже снова принимать таблетки. Чтобы в стационар не упекли, откуда до Нестора так далеко…

II

В аппликации для участия в биеннале требовалось указать адрес личного сайта. А он до сих пор не доделан. Вера чертыхнулась и набрала Геркин номер. Не догадался к ее именинам подгадать подарок. Ну сколько можно тянуть! Не понимает, что ли, как это для матери важно? Сам же взялся помочь. Она могла бы заказать у здешних компьютерщиков. Правда, тут дорого дерут. Вера всегда старалась экономить деньги Густава.

Никто не отвечал ни по домашнему, ни по мобильнику… Пальцы сами помнили номер Алексея, но, услышав первый гудок, Вера нажала «отбой». Не то сейчас настроение, чтобы вынести длинный, подробный разговор с бывшим мужем. С какой-то методичностью он собирает и предъявляет ей все новые и новые доказательства того, что сын серьезно болен. А потом поучает, как ей надо себя вести с собственным сыном. Выслушаешь, вникнешь и сама становишься ненормальной. Первые минуты после отбоя прямо жить не хочется. Вроде не обвиняет, а кругом себя виноватой чувствуешь.

Нет, по собственной воле Алексею звонить не буду. Остается мобильник Софы. Тем более у нее сегодня тоже именины. Невестка настроения не испортит.

Увы…

Бедная девочка скитается по подругам. «У Герочки весеннее обострение. А насчет меня не беспокойтесь. Вот рожу, тогда он одумается», – кротко успокоила она свою свекровь.

Как он мог! Выгнать на улицу беременную жену!

Вера вбегает в кабинет Густава. Невозможно держать в себе эту информацию. Но там никого. Конечно, Густав еще не вернулся из Бремена…

Черт, черт, черт!

Пальцы снова набирают номер Алексея и снова пресекают первый же гудок.

Топает на кухню, достает из навесного шкафа нераспечатанный пакет с сухими финиками и, стоя возле открытой дверцы, тупо ест одну сморщенную ягоду за другой, сплевывая продолговатые останки в ладонь. Сердце бешено стучит, бьется о грудную клетку…

Когда очередная косточка с ложбинкой посередине не помещается в пригоршню левой руки и падает на пол, Вера, наконец, приходит в себя. Да и в голове появляется спасительная мысль: мальчик болен.

Но это же не новость, не та информация, которая требует немедленных действий.

И она возвращается к загрунтованному холсту. Властно делит его поперек на две части.

В верхнем квадрате будет круг, из центра которого, как из души, расходятся лучи. Идеальная концентричность.

В нижней половине – вертикальные линии, обозначающие поступательное движение. Хронос.

Каждый луч, каждую линейку надо заполнить маленькими, еле различимыми штрихами. Размеренная работа кисточкой. Способ все время быть художником. Никогда не выхожу из этого состояния. Повторяю и повторяю их, чтобы поспеть за бегущим временем.

Времястроение. Пишу свое время, то есть себя вписываю в тело времени. Или зачинаю время в себе.

И жду, когда же меня поймут. Некоторые уже поняли, много понимающих…

Но мир мне пока не ответил.