Гусаров Д. Я. Избранные сочинения. (Цена человеку. Вызов. Вся полнота ответственности)

«Почему он вдруг переменился? Неужели он и вправду считает меня трусом?» — подумал Виктор. Он уже не знал, продолжать ли ему рассказ? Если Сидоров не поверил в жребий, то в дальнейшее он и вовсе не поверит.

— Ты хочешь сказать, что вы разыграли жребий и счастливый достался тебе? Как же вы его разыгрывали — на фантиках или монету бросили? — Сидоров уже не скрывал насмешки.

— Вы напрасно не верите… Я говорю правду.

— Чем докажешь?

— Доказательств у меня нет…

— Так почему же я должен тебе верить?

— Потому что так было на самом деле…

— А разве ты все это не мог выдумать? Если бы ты подтвердил, что Кочетыгов приказал тебе остаться, тут еще можно и допустить. Все–таки он старший… По крайней мере, трудно было бы доказать, что ты в чем–то виноват.

— Но не могу же я говорить неправду! Мы действительно тянули жребий… Не на фантиках, не по монете, а на спичках. На обыкновенных спичках…

Виктор остановился, чтобы перевести дыхание и хоть как–то овладеть собой. Да, тогда он растерялся. Перед открытым подозрением Сидорова он вдруг ощутил себя совершенно беззащитным…

— Что же ты замолчал?! Или не успел еще придумать продолжений?.. Не кругло получается у тебя, Курганов! Нет, совсем не кругло! — с язвительным сочувствием покачал головой Сидоров. — Жаль мне тебя… И признаваться тебе не хочется, и соврать не умеешь… Как же ты все–таки в живых–то остался? Придется тебе рассказать правду…

— Правду я и рассказываю…

— Ну, давай, давай… Терпения у нас хватит, выслушаем…

С наигранной внимательностью Сидоров приготовился слушать, облокотившись на стол. Он больше ни разу не перебил Виктора, который, не поднимая глаз на следователя, угрюмо и кратко закончил рассказ. Лицо Сидорова заметно оживилось, едва он услышал о поддельном жребии.

— А что, это, пожалуй, неплохо придумано, а? — весело воскликнул он.

— Это не придумано… Так было на самом деле.

— Ну, ну… Я и говорю, Кочетыгов ловко придумал… Вот уже похоже на правду! Теперь мне нужны несколько уточняющих обстоятельств… В какой руке Кочетыгов держал спички?

— Кажется, в левой.

— И Кочетыгов знал, что на острове есть финны?

— Да, он был почти уверен в этом…

— И он велел никому о жребии не рассказывать?

— Да.

— Почему, как ты думаешь?

— Мы ведь нарушили приказ командира… И потом Павел вообще был такой… Он не любил, чтобы о нем говорили, и слово «герой» употреблял только в насмешку…

— Ну, я думаю, тут дело не в лирике… Теперь договоримся так. Сейчас ты пойдешь домой… Тебе утром во сколько на работу? К восьми? Значит, завтра ровно в семь я жду тебя здесь. Смотри, чтобы мне не пришлось искать тебя.

Назавтра Виктор — измотанный, усталый, с тяжелой от бессонницы головой — вновь стоял перед знакомой гостиничной дверью.

Сидоров встретил его приветливее, чем вчера. Угостил чаем с черными сухарями, предложил папироску «Беломорканал» ленинградской фабрики и все медлил, ждал чего–то, спрашивая и рассказывая о каких–то пустяках.

— Мне на работу пора, — напомнил Виктор.

— Ах, да… Уже двадцать минут восьмого… Ну, что ж, приступим к делу. Вот протокол твоих показаний! Прочти, подпиши и можешь быть свободен.

Протокол занимал шесть страничек, аккуратно переписанных под копирку красивым округлым почерком.

Когда все было закончено, словно гора свалилась с плеч.

Сидоров тепло попрощался с Виктором и предупредил:

— Я думаю, в твоих интересах не болтать об этом.

— Вы о нашей встрече?

— Обо всем… Уезжать отсюда не собираешься?

— Нет. С осени думаю поступить в вечернюю школу, в восьмой класс. Надо учиться…

— Помни, что я тебе говорил! — еще раз предупредил его Сидоров.

В тот день Виктор опоздал на десять минут на работу. В ответ на укоряюще–молчаливый взгляд мастера смутился и впервые соврал:

— Проспал, батя, прости!

Глава десятая

1

Мотоцикл с визгом затормозил у конторы лесопункта.

На счастье, Орлиев сидел в кабинете один. С нескрываемым раздражением он кинул на Виктора быстрый взгляд, но ни слова не сказал. Он читал какой–то слепо отпечатанный на машинке документ. Чуть в сторонке лежала сводка работы за день, тщательно разграфленная синим карандашом и заканчивающаяся размашистой подписью плановика.

— Вы знаете, кого я сегодня встретил? — едва отдышавшись, горячо заговорил Виктор. — Тихон Захарович, прошу вас! Оторвитесь на минутку! Очень серьезное дело. Я виделся с Павлом Кочетыговым. Он жив! Жив, понимаете?

Еще в пути Виктор пытался представить себе, какое впечатление произведет на Орлиева его известие. Сначала тот не поверит, потом оно ошеломит, обрадует его, заставит немедленно предпринимать что–то. Они сразу же примутся за письмо, и Чадов, если еще не уехал, поможет им. Потом они соберут подписи от всех партизан, которые знали Павла…

Но вышло все не так.

Орлиев действительно удивился. В первый момент на его лице вместе с удивлением даже проглянул слабый отблеск радости. Но чем дальше он слушал Виктора, тем заметнее мрачнел, сутулился, смотрел сощуренными глазами в сторону окна. Его твердые неподатливые пальцы уже барабанили по столу.