- Я начальник гарнизона! Рядом стоит командир дивизии. Немедленно открыть дверь, иначе, я ее выломаю!
Кто-то что-то сказал, другой человек рассмеялся, встал и подошел к двери. Замок щелкнул, и она широко распахнулась. В проеме стоял нетрезвый офицер с красным опухшим лицом, в форменной рубашке, спортивных штанах и тапочках.
- Ты кто? - спросил пришедший в ярость генерал. - почему не на занятиях?!
- Я? Я, поручик Колчаков, а это поручик Лунев. Между прочим, правнук декабриста! - представился пьяный офицер. Почему мы не на службе? А, потому! Пьем!
- Что!!! - вскричал генерал.
- Что?! Водку. Да, пьем! И будем пить! Пока не сдохнем! Надоело все! Армия эта, пустыня, и эти чурки вокруг.
- На гауптвахту негодяя! - воскликнул генерал. - Хомутецкий, на семь суток! От моего имени. Алкоголики! Бездельники! Отдать под суд "чести офицеров".
Колчаков, осознав, что этот всесильный генерал способен на многое, и может решать его судьбу, упал на колени, и взмолился:
- Товарищ генерал! Умоляю, уволь меня из этой армии! Не мучьте, ни себя, ни меня!
Генерал вопрошающе посмотрел на Хомутецкого.
- Так точно! - подтвердил командир полка. - Не желает служить в Советской Армии, написал три рапорта об увольнении.
- Так-так! Не хотим служить Родине? - вспылил генерал.
- Нет, не хотим! - подтвердил, выглянув из- за плеча приятеля, шатающийся и, еле стоящий на ногах, Лунев. - Ни в Советской, ни в какой другой. Увольте нас, пожалуйста.
- Снять обоих с учебных должностей и перевести командирами взводов в БУПТ.
Колчаков внезапно с грохотом рухнул на колени и взмолился:
- Генерал! Отец родной! Благодетель ты наш! Не губи! Уволь ради Христа! Честное слово, пить брошу! Человеком стану! Только уволь! Нет больше сил, торчать в этой дыре.
- Нет, сынок, мы Вас заставим Родину любить и честно ей служить! произнес Асланян. - Хомутецкий, рапорт порвать, в увольнении отказать! На гауптвахту их! Будем дальше воспитывать этих бездельников. Замполит, может их еще из партии и комсомола исключить? Как считаешь?
- Исключим, обязательно исключим Лунева. А замполит роты Колчаков, имеет высокопоставленного родителя, (командир прошептал на ухо генералу кого именно), так точно, генерал - полковник. Он самый!
- Они оба будут строго наказаны!- выкрикнул через плечо командира Бердымурадов.
- Вот и славно! Нужно подумать, может лишить их звездочек? Пусть послужат лейтенантами? - продолжил мысли вслух комдив.
Лунев поддержал дружка и тоже упал на колени, протягивая призывно руки к генералу:
- "Отец родной"! Будь так милостив! Лиши звания! Уволь из армии! Век на тебя будем богу молить!
Колчаков поддержал приятеля торжественным обещанием:
- Ей-ей! И я человеком стану! Хоть трактористом в деревне буду! Выгони хоть с "волчьим билетом" на гражданку!
- Только Вас в деревне и не хватает! - усмехнулся комдив. - Мало алкашей на селе! Нет, мы вас сами перевоспитаем. Никуда не уволим, не имеем такого права! Обоим по семь суток гауптвахты и после отсидки, ко мне на беседу!
Полковник Хомутецкий злобно поглядел на нарушителей и кивнул головой в знак понимания и согласия.
- Сгниете в песках Туркво! - рявкнул генерал. - Я вам это клятвенно обещаю!
- Ах, так! Да! - вскричал Колчаков. - Ну хрен с Вами. Мы хотели по-хорошему! Лунь! Наливай, ну их к лешему.
Оба офицера демонстративно выпили по половине стакана водки, и улеглись на кровати.
- Хомутецкий! Выписать записки об аресте и завтра же в Ашхабад! На гауптвахту обоих!!!! Живо! - заорал генерал.
- Товарищ генерал! - попробовал пояснить ситуацию Хомутецкий. Колчаков, это мой подчиненный. А Лунев - из соседнего полка, пехотинец.
- Прекратите, товарищ полковник! Вы начальник гарнизона! Действуйте! Завтра долижите об исполнении, - приказал генерал и хотел было уже идти дальше.
В этот момент Колчаков задал каверзный и наглый вопрос, сразивший генерала.
- Товарищ генерал! Разрешите обратиться! Весь гарнизон мучается одним без Вас не разрешимым вопросом. Асланян, это производное от какого зверя от "Слона" или от "Осла"?
- От "Слона"! - громко и серьезно ответил генерал.
- А мы думали, от осла, судя по своеобразному крику, - ухмыльнулся взводный.
Асланян задумчиво поглядел на Колчакова, глаза его налились кровью, лицо побагровело, как в преддверии инсульта:
- Хомутецкий! Я отменяю семь суток ареста!
- Ого! - хохотнул Колчаков. - Проняло!
- Десять суток ареста! - с угрозой в голосе произнес комдив. - И на гауптвахте, я их навещу. Может, еще задержатся там, на второй срок.
- Есть десять суток! - ответил Вадим Колчаков и вновь взялся за гитару.
Начальство двинулось по коридору, а вслед лилась песня с нахальным содержанием (на мотив Бременских музыкантов):
- Ничего на свете лучше не-е-ету!
- Чем служить в Генштабе на парке-е-ете!
- Тем, кто честен, гнить в песка Педжена.
- Отравляться водкой и чеме-е-енить!
- Спиртоваться водкой и чименом!
- Ла-ла-ла-ла! Е-е-е-е! Е!
- Нам Туркво милей Афганиста-а-на!
- Все мы любим батьку Асланя-а-ана!
- Гауптвахта, нам родней колхоза.
- С голоду не пухнем, нет морозов.
- Здесь мы не загнемся от морозов!
- Ла-ла-ла-ла! Е-е-ее!