Гусарские страсти

Замок щелкнул. В дверном проеме — в жопу пьяный офицер. Форменная рубашка без погон, спортивные штаны, тапочки.

— Па-ачему не на занятиях!!! с порога рявкнул генерал. Не совсем логично. Ну да до логики ли!

— Рз-зршите представ-вться! Поручик Колчаков! А это — подпоручик Лунев! Между прочим, правнук декабриста!.. А чо, генерал? Тоже нехреново! Стакан желаем? Налить?

— Что-о?!! — одновременно опешил и озверел генерал Асланян.

— Что-что! Водки! Со слухом проблемы или как?

— На гауптвахту!!! На гауптвахту мерзавца!!! — задохнулся Асланян. — Семь суток! От моего имени! Понял, Хомутецкий! От своего — добавишь сколько не жалко!.. Алкоголики! Бездельники! Под суд! Под суд «чести офицеров»! Уволить! Из армии, на хрен, уволить!

Колчаков пал на колени (или просто не устоял на ногах?):

— Товарищ генерал! Умоляю, уволь меня из этой армии! Не мучь ни себя, ни меня!

Генерал Асланян бровью вопросил Хомутецкого.

— Так точно, товарищ генерал! — вынужденно подтвердил командир полка. — Не желает служить в Советской Армии. Написал три рапорта об увольнении.

— Так-так! Не хотим служить Родине?

— Не, не хотим! — подтвердил выглянувший из-за плеча Колчакова правнук декабриста. Бунтарь, бунтарь! Наследственное… — Ни в Советской, ни в Красной, ни в Белой, ни в какой другой. Увольте нас, пожалуйста.

— Та-ак! Снять обоих с учебных должностей и перевести командирами взводов с понижением.

Колчаков привстал, но только для того, чтобы снова рухнуть на колени с деревянным грохотом:

— Отец родной! Генералушка! Благодетель ты наш! Не губи! Уволь, ради Христа! Честное слово, пить брошу! Человеком стану! Только уволь!

— Нет, сынок, мы вас заставим Родину любить и честно ей служить!.. Хомутецкий! Рапорт порвать, в увольнении отказать! На гауптвахту их! Будем дальше воспитывать!… Замполит! Может, их еще из партии и комсомола исключить? Как считаешь?

— Исключим, обязательно исключим! — вякнул через плечо командира Бердымурадов.

— Вот и славно! Может, и звездочек лишить? Пусть послужат лейтенантами?

Правнук декабриста, поручик Лунев, в поддержку дружка тоже бухнулся на колени, протягивая призывно руки к генералу:

— Отец родной! Будь так милостив! Лиши звания! Уволь из армии! Век на тебя будем богу молить! Ей-ей! Человеком стану! Хоть трактористом в деревне! Выгони хоть с «волчьим билетом» на гражданку!

— Ага! Только вас в деревне и не хватает! Мало там алкашей! Не-ет уж!.. Сгниете в песках Туркво! Я вам это клятвенно обещаю! — рявкнул генерал.

— Ах, так?! — Колчаков вскочил на ноги. — Ну, хрен с вами! Мы хотели по-хорошему! Лунь! Наливай! Ну их к лешему!

Оба офицера демонстративно располовинили стакан, хряпнули, улеглись по кроватям.

— Хомутецкий! Выписать арест, и завтра же — в Ашхабад! На гауптвахту обоих! — уже сипло и безнадежно скомандовал генерал Асланян, формально оставил за собой последнее слово и круто развернулся, на выход.

Но то формально, а то натурально. Колчаков в генеральскую спину натурально спросил:

— Товарищ генерал! Разрешите обратиться! Весь гарнизон мучается одним вопросом, который без вас ну никак не разрешить. Асланян — это производное от какого зверя? От слона или от осла?

Безжалостный ты, поручик Колчаков! Тебе генеральский инсульт нужен, да? Здесь и сейчас, да?

Да ему, поручику Колчакову, как-то по…

— Понятно — от осла! — брякнул Лунь.

Вослед начальству полилась песня. Фальшиво, но нахально. «Бременские музыканты» отдыхают!

— Ничего на свете лучше не-е-ету!

Чем служить в Генштабе на парке-е-ете!

Тем, кто честен, гнить в песка Педжена,

Отравляться водкой и чеме-е-енить,

Спиртоваться водкой и чименом!

Ла-ла-ла-ла! Е-е-е-е! Е!

Нам Туркво милей Афганиста-а-на!

Все мы любим батьку Асланя-а-ана!

Гауптвахта нам родней колхоза -

С голоду не пухнем, нет морозов.

Здесь мы не загнемся от морозов!

Ла-ла-ла-ла! Е-е-е-е! Е!

***

— Ну, это ты загну-ул! — не поверил Кирпич. — Чтоб так да с генералом!

— Вот те крест! — размашисто перекрестился атеист Никита. — Если и вру, то чуток, привираю. А тебя, Вовка, терзают смутные сомнения потому, что ты уже полковник. Еще немного, еще чуть-чуть — и генерал. И типа вдруг с тобой тоже таким манером офицеры будут обходиться. М?

— Да я их тогда!.. — взревел полковник Кирпичин и показал могучим кулаком, что он их тогда.

— А нельзя. Тоже офицеры. Ну, в Афган услать. Дык нет уже никакого Афгана, то есть нас там нет. Нынче десять лет без войны и празднуем, вернее мы без нее… В крайнем случае, дуэль. А так — на гауптвахту отправить право имеешь, более же ни на что не имеешь.

— Да я б на месте этого Асланяна так их обоих поимел, что…

— Он бы их тоже, наверное, поимел, но есть нюанс.

— Нюанс?

— Ты ж не в курсе, кто папашка того же Лунева.

— Почему не в курсе? В курсе! И мне начхать!

— Вот так вот и начхать, полковник Кирпичин?

— И еще не так начхать!

— Ну-ну? И кто папашка Лунева?

— Элементарно! Внук декабриста! Ну, если Лунев — правнук декабриста, то его папашка, натурально, внук декабриста. А чего? Неправда?