Гуси-гуси, га-га-га...

– Обратно нельзя, – глухо и с нарастающим тоскливым раздражением сказал Корнелий. Нервно хмыкнул: – По крайней мере, мне. При уходе я уложил инспектора. Возможно, насовсем. Не было выхода.

– Расскажите… – сухо велел Петр.

Морщась от непонятного стыда, Корнелий рассказал.

Настоятель Петр по-мальчишески присвистнул. И это вдруг сняло с Корнелия и досаду, и тяжелую неловкость.

– Да не во мне дело! – отчаянно выдохнул он. – Ты же понимаешь: дело в них. Вместо сказки – опять тюрьма.

– Но им – только тюрьма, а тебе – крышка. Если попадешься. Это большой риск.

– Риск – в чем? Значит, все же есть выход?!

– Подожди. – Петр шагнул к стене, распахнул створки висячего резного шкафчика, достал узкий кувшин и стакан. Безошибочно угадав старшего в Антоне, велел ему: – Напои детей, это их немного поддержит… Даже накормить некогда, нет лишней минуты. – Повернулся к Корнелию: – Иди сюда.

Они оказались у экрана «Интер-генерала».

– Смотри. – В экране возник рельефный план Реттерберга. В храм уперлась плоская красная стрелка. Вокруг храма затанцевали черные звездочки-кляксы. – Они обложили нас. Почему ты так обеспокоил улан, не знаю. А может, просто сводят счеты с нами. Так или иначе, оставаться вам здесь нельзя. Если даже уланы и не посмеют нарушить закон и не ворвутся, они перекроют линию доставки, отключат энергию и уморят нас. До следующего «открытия врат» – полгода. Тайный ход – это не спасение, при блокаде его обнаружат быстро. Теперь слушай… – Петр говорил мягко, но в четкости и быстроте фраз были нотки приказа. – Теперь слушай, запоминай. Уходить надо быстро. Даже некогда смазать ребятам царапины. Ладно, потом. Сейчас выйдете в том же месте, подниметесь из оврага. В ста метрах к югу от моста – станция монорельса.

План в экране стремительно придвинулся, Корнелий увидел знакомый мост, стрелка от него метнулась к открытой платформе окраинной станции.

– Здесь сядете в вагон. Через двадцать минут приедете на станцию «Старая башня». Там, за развалинами башни, есть небольшой, но густой и запущенный сад. Укроетесь в кустах до темноты. В темноте выведешь детей к рельсовой насыпи. Вот… – Стрелка уперлась в серебристую двойную нитку железнодорожного пути. – Это Окружная Пищевая. Бывал?

Корнелий покачал головой. Кварталы вдоль Пищевой считались прибежищем всякого сброда. Что там делать приличному человеку? Попадать в истории?

– Ничего, разберешься. Смотри. Вдоль насыпи шагов триста, сюда. Здесь под путями бетонный туннель, раньше ручей протекал. Детей оставишь в туннеле. Сам выйдешь на другую сторону, окажешься на улице. Правее, через дорогу, увидишь дощатый дом со старинным фонарем над крыльцом. Это таверна. Понял?

– Да. Но почему такая спешка? И зачем ждать темноты в сквере?

– Святые Хранители! Посчитай! Комиссия наверняка уже в тюрьме. Хватились инспектора. Скорее всего, уже нашли, привели в себя. Сколько он будет молчать и отпираться? Максимум минут пятнадцать. Потом кинутся в школу: там – ни тебя, ни ребят. По всей связи – розыск воспитателя с группой школьников. Приметы, твой изъятый из архива индекс… Группы перехвата на всех линиях, сигнал на спутник спецнаблюдения… Пока не заварилась каша, у вас полчаса. До «Старой башни» доехать успеете, а дальше рисковать нельзя, у насыпи место открытое, ждите в саду до темноты.

– Но по индексу нас накроют там очень скоро. Сад – не спасение…

– Там над деревьями старая воздушная линия электропередачи, а по насыпи – двойная рельсовая нить. Они создают помехи для локаторов. В этом единственный шанс, будем надеяться. Итак, зайдешь в таверну…

– А не накроют в таверне?

– Не накроют, это уже не твоя забота. – В голосе Петра скользнуло раздражение. – Спросишь хозяина, скажешь ему… А, черт, он не поверит. И сквозь блокировку теперь ни сообщить, ни вызвать проводника. И сам я не могу оставить храм, я здесь один и должен дежурить еще трое суток. Ладно. Отдашь хозяину вот это. – Настоятель Петр сунул руку под крылатку, затем вложил в ладонь Корнелия что-то похожее на пуговицу. Кожу кольнуло булавкой. Корнелий глянул, перестал дышать.

«Значит, правда?»

На ладони блестел выпуклый синий значок с золотой буквой «С» и звездочкой…

– Настоятель Петр! Вы… Скажите, вы не…

– Да, Корнелий, да, – ответил он с ласковым нетерпением. – Я тоже узнал тебя, сразу. Принимая обет, мы меняем имя, и наш устав не разрешает говорить о прошлом, поэтому я молчал. Но раз ты сам понял… Я рад. Я всегда тебя помнил, потому что помнил детство. Нам с тобой было хорошо.

– Но я же…

– Я очень рад, – перебил Петр. – Но я буду рад в сто раз больше, когда узнаю, что ты с ребятишками ушел благополучно. Хозяин таверны сделает все, завтра окажетесь там. Дети, вставайте, вам с Корнелием надо спешить. Зато потом… Потом будут Луга.

В подземном коридоре Корнелий и Петр шли рядом, впереди ребят. Страх не страх, но ощущение большого риска натягивало нервы. И все же главной была радость, что рядом вот он – настоящий Альбин. Радость и ощущение вины.

– Петр… Хальк… Ты сказал о том времени. О детстве. Но я же… Я хочу признаться. Понимаешь, это для меня важно.