Гуси-гуси, га-га-га...

– Сказка, – вздохнул Корнелий. – Впрочем, кто знает. Вы считаете, что Цезарь – один из таких детей?

– Его странная история с исчезновением индекса. Не чудо ли?

«Где-то он теперь?» – подумал Корнелий. Но разговор продолжать не стал. Мохов мог заподозрить его в нытье и недоверии.

– Так вот, о Мёбиус-векторе… – неожиданно громко вдруг сказал Мохов и отвернулся к панели. И без паузы, не глядя назад, ровным голосом произнес: – Иди сюда, паршивец, уши надеру…

Корнелий изумился, а у двери несмело хихикнули.

Прислонившись к косяку, стоял гибкий русоголовый взлохмаченный мальчишка. В белой майке – перемазанной, порванной, выпущенной на мятые шорты из пятнистой, похожей на маскировочную, ткани. Он мотал на палец оттянутый подол майки и переступал длинными, кофейного цвета ногами. На курносом лице была независимо-дурашливая улыбка, а в светло-синих глазах нерешительность. Он встретился этими глазами с Корнелием и мельком сказал «здрасьте».

– Иди, иди, – повторил Мохов. – Люди тут изводятся, а он…

Мальчишка потер ногу об ногу, шагнул к машине. Крутнул головой, спасая уши от пальцев Мохова. Пальцы неуверенно зашевелились в воздухе. Видимо, на словах Михаил Алексеевич был решительнее, нежели в практике воспитания.

Мальчишка расставил ноги циркулем, поддернул на боках майку, сунул руки в тесные карманы. Склонил набок лохматую голову.

– А трактовка граней здесь принципиально не та. Число их бесконечно, значит, они должны быть вплотную друг к дружке… – Он выдернул руку, профессионально пробежался пальцами по рядам клавишей. Граненое кольцо в глубине экрана потеряло свою ребристость, превратилось в круглую баранку. Лишь приглядевшись, можно было рассмотреть на нем частые, как на трикотажной материи, рубчики. Мальчик сказал со скромной назидательностью: – Во… Грани вплотную, рядышком, значит, их соединение может случиться совсем легко, от одного маленького чиха. Только надо выяснить точно, от какого. Может, просто от желания…

– Великолепный научный термин «чих»! – взвинтился Мохов. – Небось опять с Мишенькой Скицыным занимались несусветным трепом!..

Только сейчас Корнелий понял, что за сердитостью Мохов прячет громадное облегчение. Что во время всех прежних разговоров седой костлявый человек с бледно-синими глазами испытывал беспрерывную томительную тревогу вот за этого растрепанного пацана. За сына. За негодного бродягу Витьку.

– Не, это я сам придумал, – скромно похвастался Витька. – Скицын, наоборот, спорит. Как, говорит, тогда быть с Мёбиус-вектором… Видишь, он признал твой вектор… Говорит, ребро-то все равно по прямой не пересечешь, для перехода получается расстояние, равное одному витку, плюс-минус линия между точками. А виток, говорят, равен бесконечности…

– Наконец-то он сказал умную вещь…

Витька опять хихикнул:

– А в масштабах кристалла что бесконечность, что ноль– все одинаково. Они сливаются…

– Неучи! – гаркнул Мохов. – Ты – понятно! Но этот твой Скицын!.. А еще кричал, что я дилетант!

– Не-а… Не кричал он такого. Он…

– Ты мне зубы не заговаривай! Где тебя носило?!

– Я же сказал: может, приду, а может, нет.

– Все знают, что, если ты сказал «может», значит, придешь! А ты шастаешь! Опять куда-то влип?

– Да не-е… Я вышел в парке у обрыва, а там театр. Ну, знаешь, простая эстрада и на ней играет кто хочет. Так интересно. Начинается, будто спектакль, а потом все как по правде… Они «Короля Артура» ставили, я загляделся. А на них вдруг уланы! И на зрителей! И за мной: «Безында!» Ух, я драпал…

– Чтобы ты больше не смел никогда…

– Ну, па-а… – Витька незаметно стрельнул глазами в сторону Корнелия. А тот поймал себя, что смотрит на перепалку отца и сына, весело и глуповато приоткрыв рот. Но не почувствовал смущения, засмеялся.

В дверь просунулась голова хозяина.

– Ва! Витка. Что, папа давал немножко по шее?

– Потом получит, – буркнул Мохов. – Сперва накорми обормота.

– Это хорошо. Пошли, Витка, кушать. Анда оладьи сделала, прямо апельсины.

Витька весело ускакал.

– Пойду посмотрю, как ребята, – сказал Мохову Корнелий.

Но к ребятам он сразу не попал. В главной комнате Кир сказал жующему у очага Витьке:

– Вот человек от Петра. Витка, надо увести к вам группу. Тринадцать человек. Девочки-мальчики, как ты.

Витька торопливо проглотил остаток оладьи, встал прямо. Тоненький, серьезный. Внимательно, почти строго спросил Корнелия:

– Что с ними?

– Безындексные ребята из тюремной школы. Здесь они обречены. – Кажется, он нашел верный лаконичный тон.

Витька понятливо наклонил голову:

– Надо, значит, надо. Если не испугаются на товарном поезде, на открытой платформе… Вы – с ними?

Корнелий кивнул, опять подавив стыдливую досаду.

– А тебе не попадет? – участливо спросила Витьку Анда.

Он сказал с готовностью:

– Попадет. Мне всегда попадает, и там, и здесь, я привык… И сейчас тоже попадет, вот сию минуту. Приготовьтесь…

Он распахнул входную дверь и пропал в темноте. С улицы дохнуло душным предгрозовым воздухом, электрической тревогой.

– Куда тебя, злой дух!.. – тонко завопил вслед Кир.

Но Витька уже возвращался. И тащил за собой уланский мотодиск с седлом.

– Ва… – сказал Кир.