К тому же, девица плавала «топлес», ничуть не смущаясь собственной бесстыжей наготы и даже ни разу не зардевшись под пристальным взглядом недавней, почти утопленницы.
– Может на ней и трусов нет? – озадачилась мыслью Алёна Дмитриевна, незаметно кося глазами в сторону противоположного берега. – Может быть, девица приплыла со стороны нудистского пляжа и к нам, прямо сейчас, подгребёт группа поддержки – голенькие тетечки, счастливые обладательницы пухлых ляжек и отвислых животов и развязные дядечки, трясущие своими бубенцами? Б-р-р! – содрогнулась она. – Плавать голышом в холодной воде? То еще удовольствие – так и бубенцы отморозить можно.
– Замерзла, Алёнка? – участливым тоном поинтересовалась девушка из воды. – Так, стягивай сарафан и обсыхай. Меня не опасайся – от меня тебе вреда никакого не будет. Слово в том даю верное.
Алёна Дмитриевна вытаращила глаза – снимай сарафан? Какой, сарафан? Она, отродясь, в сарафанах не хаживала – руки у нее не особо красивые, чтобы публично обнажаться.
Но, как оказалось, сарафан имелся – длинный, мокрый, хлюпающий и ужасно противный.
– Мерзкая хламида едва не утянула меня на дно. – раздраженно подумала Алёна Дмитриевна, позабыв о приличиях и торопливо стягивая с себя странную одежонку. – В этой тряпке я похожа на тряпичную бабу, посаженную на чайник – такая же нелепая и страшная. Ф-р-р!
От сарафана женщина, в итоге, избавилась, но теплее ей от этого простого действия не стало – мокрая коса хлестала по голой спине, мерз зад и перед, потому что белье отсутствовало от слова совсем.
– Бросай сарафан на орешник. – командовала из воды длинноволосая девушка. – Сейчас солнышко проглянет, и ты согреешься. Да, не трясись – высохнет твой сарафан. Быстро высохнет, никто и не заметит, что ты разгуливаешь по берегу в непотребном виде. Не пужайся. И башмаки с ног стащи – нечего хорошую вещь портить. Просохнут, сама мне потом спасибо скажешь.
– Я и не боюсь. – Алёна Дмитриевна смирилась с тем, что с ней явно что-то не так – то ли ранняя деменция подкралась незаметно, то ли, ум за разум зашел и обратно выйти не может. – Подумаешь, не в том я возрасте, чтобы чего-то стесняться.
– И то, верно. – согласилась из воды девушка, незнакомая и от того очень подозрительная. – Перестарок ты уже, Алёнка. Подружки твои, чай, замужем давно, по ребятенку, а, то и двух, в люльке качают, одна ты в девках засиделась. Семнадцать весен, уж, когда минуло, а женихи всё мимо проходят, ни один сватов не заслал.
– Сорок два. – с достоинством поправила Алёна Дмитриевна, после происшествия с Олегом, решившая, что хватит ей уже вымолаживаться. Один раз попробовала, дурочка, так и всё на том. Обидно это – ощущать себя преданной и вывалянной в грязи.
И, всё-таки, что-то странное было в облике этой светловолосой девицы – синеватая кожа, вызывающе торчащие груди с набухшими сосками, сочные, алые губы, глаза – необычные, пугающе-мрачные, подернутые то ли дымкой, то ли, поволокой. И на берег девица выходить не спешила, а, водичка-то, температурой, совсем не такая, как в сезон отпусков, на крымском побережье.
– Чего таращишься? – неожиданно грубо поинтересовалась незнакомка и раздраженно хлопнула по воде ладонью. – Спасибо скажи, что на берег тебя выволокла, дуру неблагодарную. Кабы не я, то сейчас стояла бы ты на две реки, да батюшке-водяному в пояс кланялась!
– Кому кланялась? – Алёна Дмитриевна решила, что у нее, совершенно точно, что-то с ушами, иначе, с чего бы это, ей всяческая дичь слышится?
– Оглохла, что ли? – девица, по-птичьи, склонила голову на бок. – Водяному, кому же еще? Такие, как мы, все, как есть, хозяину речному служат, аль, забыла, чи?
– Такие, как ты? – переспросила Алёна, чувствуя себя очень странно.
«Кажется, – вздохнула Алёна Дмитриевна. – визит к отоларингологу, неизбежен, равно, как и к терапевту, психиатру и, может быть, к кому ещё. Все же, это очень неполезно, бултыхаться в холодной воде. Я – обычная женщина, а не моржиха, с десятисантиметровым запасом подкожного жира.»
– Такие, как я. – подтвердила девушка из воды, не делая ни малейшей попытки выйти на берег и погреться. На её синеватой коже застыли крупные капли воды, длинные, светлые волосы, по-прежнему плавали на поверхности. – Русалки.
Пока Алёна тупо переваривала услышанное, девица, странно изогнувшись, нырнула под воду, взметнув в воздух длинный, красиво переливающийся перламутровыми чешуйками в солнечных лучах, рыбий хвост и звонко ударила им по воде, окатив, впавшую в ступор, женщину холодными брызгами.
Брыкс! Не выдержав новой порции непонятностей, Алёна отшатнулась в сторону, подальше от рыбохвостой девки, да, оскользнувшись в жидкой грязи, запутавшись босыми ногами в длинной траве, бахнулась наземь, больно приложившись копчиком и, вдобавок ко всем прочим неприятностям, обратно сверзившись в холодную воду.