На Алёнку Васильеву Василько давно алчно поглядывал – хороша девка, фигуриста, сисяста и на личико смазлива. То, что не замуж брать её, так еще лучше – можно и в полюбовницах держать, как это у богатых людей заведено. Болтали, правда, что Алёнка – ведьма, но Василько на то плевать хотел. Известно же, что любая баба, по сути своей – ведьма, а, то, что Алёнка, когда-то давно брата своего младшего от бабы Яги спасла, да от гусей-лебедей ускользнуть ухитрилась, в то Василько не верил.
Брехня чистой воды.
Видел парень как-то тех гусей-лебедей над дальним лесом – здоровенные твари, мощные. Крылья, как паруса на больших лодках, что в княжий град с Северного моря на торг приплывают. Зло курлыкали те страшные птицы, крыльями хлопали и над лесом кружили, словно задумали что недоброе. Лесник старый, Тит Михайлович, сказывал, что стрелы добрые, от перьев их отскакивают, вреда не принося.
И Василько верил старому леснику – от таких гадов летучих не убежать никому, не скрыться, тем более, девчонке сопливой с малым братишкой на руках.
А, баба Яга, так и вовсе – старуха лютая, никого живьем из своих владений не выпускающая. Велики те владения – весь Дремучий лес. На много дней пути тот лес простирается, зверями дикими, да разными тварями населён. Так, что, нет – не могла Алёнка от бабы Яги сбежать. Придумала девчонка ту историю, а бабьи языки длинные, её подхватили и по миру разнесли, Алёну, в те времена, соплю ещё, зелёную, ведьмой ославив.
Алёнка стояла в конце мостков, а Василько и Антипка на берегу топтались. Василько, с некоторых пор, жутко воды боялся – виделась ему порой в водах Корчи гибкая девичья фигурка и голос слышался в тиши, знакомый голос, страшный.
Алёна терпеливо ждала, а Василько все никак не мог решиться и ступить на мостки.
Антипка за его спиной, было поднял лук, да прицелился, но лунный свет слепил парня, точно солнечный и прицелиться не получалось.
– Иди сюда. – приказал Василько хриплым голосом и поманил девушку рукой. – Иди, не обидим.
«Как же, не обидел один такой. – хмыкнула Алёна Дмитриевна, прикрывая лицо, якобы от испуга. – Думаешь, забыла я о маменьке и папеньке, которых вы в овраг сбросили?»
– Я боюсь. – тихим голосом прошептала она, опасливо сделав один шаг по направлению к парню. – Что я здесь делаю и где мои папенька и маменька? Никак я понять не могу – каким-таким волшебным образом, я, одна, ночью, на реке очутилась?
Глаза Василька радостно расширились, и парень засопел довольно.
– Да она не помнит ничего, убогая. – ахнул Антипка. – Хорошо её камнем по башке приложило, весь разум выбило разом.
– Иди ко мне, Аленка. – позвал Василько ещё раз. – Родители тебя обыскались, все ноги сбили, а ты, здесь, на речке, да еще и ночью. Одна. Нехорошо это для приличной девицы.
Алёна сделала вид, что поверила словам парня, сделала пару шагов по направлению к сыну мельника, но, будто в чем засомневавшись, замерла.
Алёна остановилась на полпути – все, дальше ни шагу. Опасно. Вон у негодяя ручищи какие, мощные и длинные. Коли схватит за косу – не вырвешься.
«Коса эта еще. – поморщилась попаданка, всегда стригшая волосы коротко и стильно. – Мешает.»
Василько колебался – воды он боялся, но девку охапить страх как хотелось. Схватить и уволочь в ближайшие кусты. А, там, кричи, не кричи, не поможет.
И тут Алёна сделала то, чего, находясь в здравом уме, не совершила бы ни одна деревенская девушка – резким движением она содрала с себя сарафан и выпрямившись, выставив грудь вперед и оттопырив тугую попку, горделиво взглянула на парня.
У того, как говорится, башню снесло – голую девку увидеть, да еще так близко!
В деревне, муж жену голой, только в бане наблюдать мог, да и то, с оговорками, а уж девку, да еще незамужнюю? Охальника, который за девчатами на речке подглядывать решился, могли отцы с братьями и до смерти забить, при случае, дабы другим неповадно было.
Не выдержал парень – похоть в башку вдарила, в миг разума лишив.
И, Василько прыгнул вперед, прямо на Алёнку.
Девчонка взвизгнула и отшатнулась, а парень, нелепо взмахнув руками, опасно приблизился к краю мостков.
Незаметная в воде Полинка, выпрыгнув, обвила ноги своего обидчика руками, да и утянула под воду, без единого всплеска.
Был Василько и, нет его. Пропал.
Антипка взвыл – про опасения брата он ведал, но, все равно, следом за ним на мостки полез – уж очень хотелось ему сладкого девичьего места попробовать.
– Ведьма! – взвыл Антипка, выхватывая пращу. – Убью гадина! Разорву, как лягуху!
Но тут, что-то темное и тяжелое, прыгнуло прямо на него, с силой ударив в грудь.
Парень рухнул в воду, раздался довольный женский смех и громкое «квак».
«Агата сработала, как таран. Надо же – жаба-толстуха, а какая замечательная прыгучесть! – удивилась Алёна, вглядываясь в темные воды реки Корчи. – Но, кто там смеялся в воде? Матрёна?»
Матрёна весело скалила длинные, игольчатые зубы, ужасные, как у рыбы-пираньи. Как можно жевать подобной страстью, Алёна Дмитриевна не ведала, но, по всей видимости, как-то жевали – вон какие, гладкие, да упитанные русалки в подчинении у местного водяного водятся.