Гусиное перо

— Все тебе знать надо… — ответил ехидный старческий голос, принадлежавший дяденьке Васяньке, сторожу с воскового завода. — Матрас купил…

И ночные прохожие разошлись.

Преступник выждал еще минуту, вытащил впившуюся в рукав колючку, пригнувшись, вылез на дорогу, подхватил телевизор и коротко сказал:

— Пошли!

Глава 2. Утро

— Ложась спать, думай, как встать… — проговорила баба Клава Желтоножкина, открыв глаза.

Просыпалась она рано. Вставала, трясла половики, пересчитывала кур в курятнике, потом выпускала их во двор и кормила мешанкой из комбикорма в деревянном корыте. Поливала огурцы до солнышка. Корила деда Ваню за нерасторопность. А после всего этого, облокотясь на забор, глядела на улицу и грызла семечки. Наблюдала, как начинается в Гусихе новый день. Кто какое платье надел, кто куда поехал, чем в магазине торгуют. Все интересно бабе Клаве.

Давно уж проснулась она, да все ждала, пока кукушка прокукует шесть раз. Уже надоело слушать, как дед на полатях храпит, а часы все не били. Баба Клава забыла, что сегодня ее день рождения, хотя со вчерашнего вечера на печном шестке стоял круглый сладкий пирог, укрытый полотенцем.

«Медленно час на пенсии тянется…» — подумалось бабе Клаве.

Час показался ей долгим, как долга дорога из Гусихи в деревню Марьины Бани, если пешком идти, а не трястись на попутной телеге или случайном грузовике.

А кукушка все молчала.

Тогда баба Клава спустила ноги с кровати и вдруг почувствовала, как по полу гуляет свежий ветерок. Гуляет ветерок и холодит босые пятки. И кошку вдруг увидела. Полосатую Мурку, которую неделю назад возле магазина выбросила. Мурка перетаскала всю воблу, которая вялилась на ветерке за сетчатой дверцей старой голубятни.

Так вот эта самая Мурка сидела теперь возле кровати, и в полумраке мерцали ее желтые глазищи. Как попала кошка в запертый дом? Прямо нехорошо стало бабе Клаве.

— Брысь, блудня! — неуверенно сказала она и замахнулась тапком на кошку.

Кошка, задрав хвост, направилась в горницу, оставляя на полу цепочку следов, похожих на белые цветочки. Баба Клава пошла за ней, но Мурка спряталась под буфетом.

Баба Клава почуяла неладное и двинулась по избе, привычно сдвигая ногой половики. Она заметила, что в щели ставен пробивается солнце. И поняла, почему ветер холодил босые пятки. Дверь-то в сени отворена. А сенной двери и вовсе нет! Будто никогда и не было. Будто построили сени без дверей.

— Матушки мои! — заголосила Клава Желтоножкина. — Наказание какое!

Дед Ваня на полатях заворочался, лохматую голову свесил и сонным голосом сказал:

— С днем ангела тебя, Клавдя!

— Нету ее, слышь?!

— Поди обсчиталась ты… — ничего не понял дед. — В гнезде погляди. Может, сидит несется…

Спросонья он подумал, что старуха курицы не досчиталась.

— В каком гнезде?! — распалялась баба Клава. — Слазь с печки! Дверь пропала…

— Че-во?

— Чево-чево! Дверь в сенях пропала! Небось отдал кому, простодыра!

— На что она кому, дверь-то?.. — Дед Ваня с печи слез, в сени вышел, глаза протер, и увидел, что двери и правда нет.

— На что-на что… — передразнила баба Клава. — Людям все надо. Мясорубку соседям давал? Давал! Рубанок давал? Давал! Ты и дверь чужим людям отдал!

Баба Клава не шутила. Она всерьез подозревала старика.

А он, не зная, как оправдаться, сказал:

— Право слово, никому не давал… Надо у Митьки спросить. Может, он со своими пионерами в утиль сдал… Они все чего-то собирают — то железо, то бумагу… Может, и до дверей дело дошло?

Баба Клава сдернула с внука одеяло.

— Димк, ты нашу дверь не унес?

— Вспомни, внучок, хорошенько… — ласково добавил дед.

— Вы что? — захлопал ресницами Димка. — Выспаться не дают. Каникулы называются…

— А ты почему одемши спишь? — баба Клава заметила, что Димка лежит на раскладушке в рубашке и тренировочных штанах. — Что за нова мода?

— Озяб я… — плаксивым голосом проканючил Димка, забыв, что на улице лето.

Баба Клава хотела схватить внука за ухо, но он ловко вывернулся и помчался из избы, сиганув через груду половиков.

— Вон она дверь ваша! — раздался с крыльца его голос. — Стоит на крыльце. Сами поставили и кричите…

Баба Клава оторопела. Замерла возле двери и слова вымолвить не могла. Потом высморкалась в фартук и заголосила на весь поселок:

— Обобрали! Обобрали до нитки! В именины причем…

Глава 3. Кот Вавила чует преступника

На крышу милиционера Пантюшкина села сорока. Ее увидела милиционерова жена Клариса. И подумала сразу: «Неспроста на нашу крышу сорока села — быть гостям…»

Клариса знала тысячи примет и во все верила. Когда она сажала капусту в огороде, то стягивала волосы на затылке аптечной резинкой так туго, что глаза становились раскосыми, как у зайца. А делала она это для того, чтобы капустные кочаны выросли тугими.

Она и избу на заходе солнца не мела. А провожая мужа на работу, норовила ему соли на макушку насыпать, чтобы уберечь от неприятностей.

Милиционер Пантюшкин считал это пережитками прошлого и сердился на жену. Он заставлял Кларису по утрам читать газету, а на стене в передней повесил политическую карту мира.