Гусиное перо

Глава 7. Черная тень

Первым человеком, который пришел по объявлению к Пантюшкину, была Капа Рыкова, тестомес с пекарни. Она вошла шумно, села на стул, налила из графина воды в стакан и, поставив перед собой, сказала:

— Вот! Считаю своим гражданским долгом…

— Ну, что?! — торопил Пантюшкин, догадываясь, о чем пойдет речь.

— Я хочу сказать, что, может, в Гусихе и есть такие люди — каждый, мол, сверчок, сиди на своем шестке, но я не из таких!

И тестомес Капа для убедительности так по столу кулаком пристукнула, что вода из стакана, метнувшись в сторону Пантюшкина, выплеснулась лужицей и потекла под бумаги. Пантюшкин подхватил листки и вместе со стулом отодвинулся к стене. Капа, решив, что все идет как надо, продолжала:

— Так вот я и пришла потому, что не боюсь за себя! Я ему и в глаза сказала, хотя была темень кругом и заступиться, в случае чего, некому… Прямо в глаза резанула правду!

Капа сделала энергичное движение рукой, будто запихала в бадью тесто.

— Так вы видели что-то подозрительное в ночь на 20-е июля?

— Видела!

— Что же?

— Не что, а кого! Ночью я шла со смены и встретила Васяньку Плотникова, сторожа с воскового завода.

Пантюшкину очень неприятно стало, что имя его дальнего родственника уже второй раз прозвучало как подозрительное.

— Он матрас на плече нес… — продолжала Капа. — Я его и спросила: «Где взял?». А он: «Купил». Это с каких пор у нас по ночам матрасами торгуют? Очень бы мне знать хотелось… И вообще он странный какой-то. Мы с ним один раз случайно в городе в цирке вместе оказались. Там фокусник выступал с шариками. Доставал их изо рта, из ушей. Все хлопали, всем нравилось. А Васянька закричал на весь цирк: «Вон как за рубль людей дурят! У него этих шариков полный рукав…» А фокусник через бархатный барьер перешагнул и прямо к Васяньке и пошел. Говорит: «Гражданин, а что это у вас в шляпе?» Васянька даже в цирке не удосужился шляпу соломенную снять. Бескультурный! Да… Снимает он, значит, шляпу, фокусник вытаскивает оттуда шелковый платочек. А за ним еще один. Уж и на арену спустился, а платки все тянулись. Мне мужчина один сказал, что Васянька в цирке подсадной уткой, наверное, работает. Платки в шляпе держит и с места кричит. И за это ему платят. Разве простой и честный человек так будет делать? Ни за что! Хитрый он жук…

Пантюшкин сморщился после Капиного рассказа и чтобы она больше никаких неприятных подробностей про Васянькину жизнь не вспомнила, спросил:

— А время, когда вы его встретили, не помните?

— Как не помнить? В полночь смена на пекарне заканчивается, вот и считайте!

Капа Рыкова оставила Пантюшкина в большом замешательстве. Может, Васянька все-таки не имеет отношения к краже телевизора? Но опять же, какой нормальный человек в полночь по улицам матрасы носит…

Глава 8. Хитрый Васянька

Решил Пантюшкин все-таки припугнуть Васяньку — этого хитрого жука. Сел на мотоцикл и поехал к восковому заводу.

В вахтерской Васянькина сменщица сидела у маленького столика, накрытого газетой, и пила чай.

— Здравствуйте… — сказал Пантюшкин. — А дяденька Васянька когда заступает?

— Пока его нету… У него нога болит…

— Нога болит? — у Пантюшкина стало такое лицо, будто он смертельно испугался за Васянькино здоровье. На самом же деле он вспомнил оторванную гирю на часах в доме Желтоножкиных и слова деда про то, что гиря преступнику ногу оттяпала.

Пантюшкин побежал скорее мотоцикл заводить, чтобы с места срываться и мчаться в деревню Марьины Бани, где Васянька живет.

Но как назло мотоцикл не заводился. Кашлял, шикал и умолкал. Пантюшкин обошел его вокруг и увидел клок травы в выхлопной трубе.

«Вредительство… — подумал Матвей Фомич. — За мной следят».

Он огляделся по сторонам. Но кроме двух мальчишек, бегущих к речке, не увидел никого. Зато увидел, как солнце за речку садится. Вечер наступал. И решил Матвей Фомич, что утро вечера мудренее. Надо утром к Васяньке ехать.

— Дяденька Васянька — он хитрый… — сказала утром Клариса. — Сразу почует, что к чему.

— Не почует! — отрезал Пантюшкин. — Я в гражданском поеду, как в гости. И на велосипеде.

— Все равно почует… Не роднились — не роднились, и приехал. Надо гостинец взять.

Дальнего родственника Васяньку Пантюшкин встретил, подъезжая к деревне. Он вышел из лесу, припадая на больную ногу, а за спиной нес грязный мешок. Как увидел Пантюшкина на велосипеде, так и завопил на всю дорогу:

— Мотя, ты что ль?! А я гляжу, кошка утресь умывается — к гостям…

Васянька прижался к Матвеевой щеке жесткими усами.

Хотел Пантюшкин сразу про телевизор спросить, да больно уж искренне обрадовался ему Васянька. Разжалобил.

— Садись на багажник, подвезу…

— А я глины наковырял! — радостно хихикнул Васянька, мостясь на багажнике. — Банька облупилась, помазать хочу. Не подсобишь?

Пантюшкин промолчал. Васянька, решив, что молчание — знак согласия, обрадовался:

— Вот и больно тоже… Ты здоровый — тебе раз плюнуть!

Вез Пантюшкин Васяньку по деревне, а тот, завидев кого из деревенских, кричал:

— Свояк приехал — баньку мазать!

Все смотрели с интересом.