Гусман де Альфараче. Часть вторая

Я чуть было не согласился, ибо мне казалось, что нелепый обычай не может быть настолько несокрушим, чтобы судьи, увидя всю его несообразность, тут же его не отменили. Больше того: если бы даже противником моим было само Королевство испанское, которое потребовало бы себе столь чрезвычайных прав через кортесы для пользы государственной казны, я уверен, что суд стал бы на мою сторону, увидев, что именно такое решение пошло бы на благо государства. Доводы мои вовсе не были вздором. Я опирался на приобретенные мною юридические познания, и дело казалось мне совершенно ясным. Возможно, я мог бы частично отстоять свои взгляды, и даже не частично, а вполне, да так, что одолел бы и моего противника, и всех ему подобных. Не случайно такая именно судьба постигла некоторые виды временной ренты, некогда широко распространенные: их отменили, поскольку они оказались нечем иным, как злоупотреблением и ростовщичеством.

Я был уверен в своей правоте; суждение мое вытекало из сути дела и естественного порядка вещей, а ведь именно это лежит в основе всех законов; злоупотребление же цензовыми правами продолжалось лишь потому, что на это не обращали должного внимания. Но как только этим делом занялись, тот же час обнаружили нечто несуразное; порядок обложения не сразу был упразднен, но многое в нем улучшили и исправили.

Исходить надо из того, что предмет стоит столько, сколько за него дали, а уплаченные деньги уплачены окончательно, твердо и бесповоротно; стало быть, участок, проданный мне за тысячу реалов плюс два реала постоянного ценза (больше никто за него не давал и не просил) стоил именно столько; с какой же стати с меня требуют еще три тысячи дукатов моих кровных денег?

По законам разума и справедливости, никто не имеет права обогащаться за чужой счет; почему же владельцу участка разрешалось ограбить меня на такую сумму? Ведь участок стал дороже только благодаря мне; значит, и сумма, на которую он подорожал, должна принадлежать мне одному. В самом деле, если бы построенное мною на этом участке здание рухнуло, земля осталась бы точно такой же, какой была до застройки, в ту минуту, когда я ее арендовал. Взимать двадцатую часть стоимости дома в виде штрафа за его постройку — это не законный доход, а попросту грабеж.

Это ясно само собой: в тот день, когда я продавал свой дом, в нем могла бы находиться поставленная мной дорогая колонна или статуя, и покупатель дал бы мне за дом со всем его содержимым десять тысяч дукатов; но я мог бы уклониться от выплаты владельцу двадцатой части этой суммы, вывезя прочь статую и продав дом только за тысячу дукатов; ведь мог же я это сделать, и никто ничего бы с меня не взыскивал.

Давайте рассуждать дальше. Предположим, вывезя статую, я снес бы ограду, снял потолочные балки, выломал оконные рамы, испортил стены и привел бы дом в такое состояние, что цена его упала бы с десяти тысяч до сотни дукатов; что же? Я имел бы полное право продать его за эту сумму и не выплачивать двадцатую часть за все то, что было в доме раньше, но что я разрушил и уничтожил. Почему же закон терпит, что проданная недвижимость не рассматривается по частям, а облагается вся целиком?

Владелец участка мог бы заявить: «Ты должен заплатить двадцатую часть от тысячи реалов, то есть от суммы, за которую арендовал землю, и с этой суммы, твердой и определенной, я буду взимать годовые взносы». Тогда он был бы в своем праве, опираясь на прямое владение, купленное мною по доброй воле за определенную сумму денег. Но я не согласен, и он не может меня заставить платить за ценности, величину и стоимость коих нельзя предвидеть; ведь они могут быть так велики, что за одну эту двадцатую часть можно купить целую деревню!

Я потратил на отделку три тысячи дукатов, но мог потратить тридцать, триста или тридцать тысяч дукатов, а продать дом еще в тридцать раз дороже. Вот поистине не право, а беззаконие и злоупотребление. Подобные подати не предусмотрены ни в гражданском, ни в каноническом уложении, не имеют под собой никакой почвы и основаны даже не на обычном праве, а просто на местном обыкновении; такие права может устанавливать всякий, кому вздумается; что это за закон, который принят не везде, а только в отдельных местах? И даже на расстоянии нескольких лиг в одних деревнях платят двадцатую часть, а в других нет. К примеру, ни в Севилье, ни в большей части других андалусских провинции ни о чем подобном не знают и даже не слыхивали.

В договоре записано право владельца земли на постоянный ценз, и эти деньги он может с меня получить, но без всяких надбавок и приплат, даже если мне удастся продать участок со всем, что я на нем построил, хоть в сто раз дороже. Кроме того, выплата двадцатой доли могла бы считаться законной лишь в том случае, если бы подобный порядок бытовал по всему королевству; но этого нет и никогда не было; соблюдают сие правило только невежды, чьи обычаи не могут считаться достаточно разумными, чтобы их узаконили по всей стране.