Густав Малер

Отношения с Шёнбергом достигли апогея дружеской любви и заботы. В декабре, услышав в Вене Четвертую симфонию Малера, пораженный Шёнберг писал композитору: «Я видел обнаженной саму Вашу душу. Я видел, как участок дикого и тайного мира с жуткими пропастями и безднами соседствует с залитым солнцем улыбающимся лугом, прибежищем идиллического покоя. Я чувствовал, как природа… после бичевания нас своими ужасами, рождает радугу в небе… Я видел человека, в муках борющегося за внутреннюю гармонию; я разгадал личность, драму и правдивость, самую бескомпромиссную правдивость». В этих словах тридцатилетнего композитора, помимо уважения и даже поклонения и пиетета перед гением, чувствуется желание наследовать дух малеровской музыки.

Густав отвечал Шёнбергу полной взаимностью. В конце января следующего года под управлением автора в рамках концертов Общества творческих музыкантов впервые прозвучала симфоническая поэма Арнольда Шёнберга «Пеллеас и Мелизанда». Многие возмущенные слушатели прямо во время концерта покидали зал «Musikverein», а Густав оказался весьма впечатлен оригинальным сочинением. Через четыре дня в малом зале «Musikverein» состоялся вечер, посвященный песням для голоса и оркестра Малера. Присутствовавший там юный член Общества Антон фон Веберн был поражен услышанной музыкой. Повтор программы состоялся 3 февраля в зале «Annahof», и после концерта Веберн впервые лично приветствовал Густава, выразив ему свою признательность.

Тот вечер музыканты провели вместе: перед зачарованным Веберном Малер раскрывал свое творческое кредо. Позднее молодой композитор вспоминал: «Это было первый раз, когда я получил непосредственное впечатление от по-настоящему великой личности». Известно, что в то же время Густав познакомился с еще только пробовавшим себя в качестве дирижера Отто Клемперером. Впоследствии Клемперер стал одним из самых оригинальных интерпретаторов наследия Малера.

Передовые умы Вены осознавали новаторство Густава и искали новых встреч с его творчеством. Вся Европа бурлила под влиянием событий первой русской революции в ожидании перемен, и на этом фоне реформаторская деятельность Малера выглядела особенно актуальной. 1 мая 1905 года в Вене после первомайской демонстрации Густав столкнулся с композитором Гансом Пфицнером. Их длительный спор о достоинствах социализма продолжался несколько часов. Пфицнер упрямо отстаивал позицию «против» социализма, Малер же был «за».

Просоциалистические взгляды Густава впоследствии взяло на вооружение советское музыковедение. Иван Иванович Соллертинский пишет о невозможности найти в малеровской «империалистической Европе» великую идею кроме идеи пролетарской революции в качестве стержня симфонии. Тем не менее Густав, будучи бунтарем по духу, приветствовал идеи социализма скорее из-за их свежести и необычности. Революция, переворачивая дряхлые консервативные убеждения, всегда рождает нечто новое, что, несомненно, двигает прогресс и делает востребованными тех творцов, чьи произведения были слишком новы для свергнутого маргинального мира. И не важно, что пришедшее на смену всему старому искусство позже родит своих маргиналов и «непускателей».

В мае в Страсбурге состоялся концерт, в первом отделении которого под управлением автора прозвучала Пятая симфония Малера, а во втором Рихард Штраус продирижировал своей «Домашней симфонией». Тогда же пришла трагическая весть: 14-го числа в Будапеште во время одного из вечерних мероприятий скончался Ференц фон Беницки. Чтобы отвлечься от грустных мыслей, друзья решили прогуляться по городу. Спускаясь вниз по одной из центральных улиц, супруги Малер с интересом слушали вдохновленный рассказ Штрауса о его новой опере «Саломея», которую к тому времени он практически закончил. Не вытерпев, Штраус затащил Густава и Альму в ближайший музыкальный магазин, где за одним из продававшихся фортепиано устроил импровизированный концерт, исполнив основные фрагменты оперы. У директора Придворного театра не осталось никаких сомнений: это произведение — одно из самых значительных в современной музыке, и он стал договариваться о его постановке в Вене.

Во время летнего отпуска Малер закончил работу над Седьмой симфонией. Таким образом, к середине первого десятилетия нового века выстроились симфонические полотна очередного творческого периода композитора. Сам Малер любил связывать Пятую, Шестую и Седьмую симфонии в трилогию, где Пятая представляет собой «возвращение на землю», Шестую можно охарактеризовать как автобиографический натурализм, а Седьмая стала изысканной «Песнью ночи».