– Да, – ответила я, забывшись и снова опустив руку, чтобы потрепать её по голове.
Видимо, Лючина тоже ненадолго забылась, потому что отстранилась лишь несколько секунд спустя.
С ужином проблем не возникло. Мы разогрели приготовленное мсье Милфордом жаркое. Лючина пыталась было настоять на салате, но я убедила её, что мы обе слишком устали, чтобы возиться с готовкой.
Она странно посмотрела на меня, но спорить не стала.
В своей постели я долго крутилась, наполненная эмоциями прошедшего дня. Так много всего случилось сегодня. Нового и неожиданного для меня. Я всё ещё переживала из-за испорченной карты. Но видела больше хорошего, чем плохого.
И пусть в первый раз растопить печь и сварить кашу у меня не получилось, зато, похоже, я нашла поход к девочке. Конечно, наши уроки протекают несколько… нетрадиционно. Но, думаю, постепенно всё войдёт в свою колею.
Главное, чтобы мсье Милфорд меня не убил и не уволил.
Глава 8
Дни наши были насыщены уроками, эмоциями и попытками притереться друг к другу.
Я уже поняла, что Лючина не умеет читать и очень этого стесняется. Конечно, в этом была и моя вина. Не стоило так напирать на неё с самого начала. Но я не могла предположить, что шестилетняя девочка может не знать даже букв. Ох, и поговорю я с мсье Милфордм, когда тот вернётся.
Если, конечно, сперва он со мной не… поговорит.
Об испорченной, точнее обновлённой карте я старалась не думать. И даже уроки перенесла в гостиную, чтобы пореже её видеть. Даже ели мы теперь здесь, в кухне только разогревая жаркое.
Зато после этого «урока живописи» Лючина почти перестала меня стесняться. Я воспользовалась этим и провела первые уроки в форме беседы, рассказывая о том, как сама познавала разные науки. При этом перед нами в открытом виде лежали учебники, и я то и дело ссылалась на какое-нибудь упражнение, которое не слишком хорошо мне давалось. Девочка заразительно смеялась, уже без прежнего страха водя пальцем по картинкам, а затем и по буквам.
Я чётко проговаривала каждую, а Лючина повторяла. Когда она начала узнавать их в тексте, счастью не было предела. А у меня теплело на душе при взгляде на эту искреннюю радость.
Сегодня у нас был интеллектуальный прорыв: Лючина уже выучила несколько букв и теперь пыталась складывать их в слоги.
– «П», «А», – тщательно, с чёткой артикуляцией выговаривала она, а затем, задумавшись на несколько секунд, неуверенно выдавала: – Па?
– Совершенно верно, – я кивала, не отрывая взгляда от учебника, боясь спугнуть прогресс лишним движением.
– «П», «А», – дошла она до второго слова и, снова задумавшись, повторила: – Па…
– Угу, – негромко подтвердила я.
– Па… Па… – недоуменно произнесла Лючина, и тут до неё дошло: – Папа! Папа!
Девочка вскочила и, бросившись ко мне, крепко обняла за шею. Я застыла, чувствуя, как колотится её сердечко. Пару секунд мне казалось, что сейчас Лючина разрыдается от переполнявших её эмоций, но она уже отстранилась.
Я намеренно пролистнула страницы с мамой, решив, что для начала это будет болезненно. Ведь девочка потеряла мать. Поэтому мы сразу начали с папы, и неподдельная радость открытия показала, что я не ошиблась.
Всё же из меня выйдет хорошая гувернантка. Могу собой гордиться.
Когда у Лючины начало получаться, всё пошло легче. Она больше не закрывалась, сталкиваясь с тем, что ей не знакомо, а под моим руководством двигалась вперёд.
Вскоре мы дошли и до мамы, которая мыла раму. И к моему удивлению, девочка не выказала никаких переживаний. Только радость от очередного поддавшегося ей предложения.
Мне было любопытно, что случилось с её матерью, но расспрашивать ребёнка я не спешила. Всё же это бестактно. А я, хоть и стала теперь гувернанткой, но оставалась леди.
Третий день проходил тревожно.
Во-первых, мы ждали возвращения мсье Милфорда. Нечистая совесть заставляла обеих то и дело поглядывать на ставшую яркой и привлекавшую внимание карту. В груди немножко холодело, стоило подумать, как хозяин дома отреагирует на нашу инициативу.
Вдруг ему не понравится?
Я старалась гнать от себя негативные мысли. Но тревожность не исчезала.
Во-вторых, наше жаркое подходило к концу. И впереди снова замаячила вероятность голодной смерти.
Правда, в кладовой было полно продуктов, но я больше не рисковала что-то готовить. Уверенность в своих силах резко пошла на убыль, стоило лишь раз попробовать кашу собственного приготовления.
Да и жаркое, если честно, уже надоело.
Есть на завтрак, обед и ужин одно и то же блюдо, так себе удовольствие, скажу я вам.
И всё чаще мне вспоминались разносолы мадам Розетты. И даже ярко-розовый интерьер уже не казался слишком вычурным и отталкивающим.
Ночью мсье Милфорд так и не вернулся. И утром четвёртого дня мы с Лючиной по-прежнему завтракали в одиночестве. Отсутствие хозяина и радовало, и тревожило. С одной стороны, это была отсрочка и возможность ещё немного надышаться перед смертью.
Ну или увольнением.
А с другой стороны, тревога становилась всё сильнее.
– Он ведь сказал, что уезжает на три дня, – озвучила Лючина мои мысли.