– Все, с меня хватит, – прошипела Карина, не дав мужчине договорить. – Я думала, что у вас хоть сейчас хватит мужества признать свою вину, а вы с такой наглостью продолжаете врать! Я не хочу больше с вами разговаривать, и скажите спасибо, что я не заявила на вас в милицию. Я могла совершенно спокойно сделать это, потому что очень отчетливо видела ваш номер в свете фар и запомнила его. По вашей милости я провалялась в больнице две недели, а потом еще столько же дома, с загипсованной ногой и головной болью, – со злостью сыпала она словами. – Меня Галка потащила в ваш дом, чтобы предъявить претензии за разбитую машину. Мне теперь по вашей милости приходится ездить на метро. Я не хотела к вам ехать, но она настояла. Да, признаюсь, я ехала к вам с меркантильным интересом, чтобы заставить вас купить мне новую машину в обмен за мое молчание – что вы бросили на дороге человека, спровоцировав перед этим аварию, – торопливо и запальчиво высказывалась Карина. – Я, сама не знаю почему, назвалась няней… просто решила проверить: в самом ли деле это ваша машина, или сведения ошибочны. Вы мне почему-то показались порядочным человеком, когда я вас увидела у ворот вашего дома вместе с Сашей. Я не могла поверить, что вы могли так трусливо поступить и сбежать с места аварии, не оказав помощи пострадавшему!
– Карина, подождите, здесь что-то не…
– Не перебивайте меня, я и сама запутаюсь, – не дала договорить Юдину Карина, топнув при этом ногой. – Да, я хотела предъявить вам претензии по поводу своей разбитой машины. У меня нет таких денег, чтобы покупать себе новую. Я за эту еще не до конца расплатилась. И, в отличие от некоторых, мне никто не оставлял миллионное наследство! Все, что я имею, я зарабатываю сама, своим трудом, честным трудом, между прочим! Как у вас только язык повернулся сказать обо мне такую гадость? Что я обманным путем пробралась в ваш дом, для того чтобы шпионить? Каждый человек судит о людях по мере своей испорченности. Если вы сами недостойный человек, то не считайте, что вокруг вас живут такие же. Мне жаль вашего сынишку, его отец – плохой человек и недостойный для него пример, – безжалостно подытожила девушка.
– Карина, но я вам клянусь, что не был в ту ночь на машине! – растерянно оправдывался Юдин.
– Не смейте давать клятвы, они ничего не стоят, – снова топнула Карина ногой, и на ее глаза навернулись предательские слезы. – Да мне ваш сынишка Саша сам сказал, что совсем недавно вы ремонтировали свою машину после аварии, – чуть не плача, проговорила девушка. – Как вам не стыдно так нагло врать?
– Да не вру я! – выкрикнул Роман. – Да, я ремонтировал свою машину, и она действительно была в аварии, но сама авария была не особо значительная, всего-то крыло помял мне один ненормальный. Но это произошло совсем недавно, на Кутузовском проспекте, у меня и документы есть, подтверждающие это событие. А до этого я ее вообще ни разу не ремонтировал, это любая экспертиза подтвердит!
Карина до боли сжала кулачки, еле сдерживая себя, чтобы не заехать этому наглецу по физиономии.
– Я уже жалею о том, что не заявила на вас в милицию, потому что вы – преступник, – прошипела она и, резко развернувшись, опрометью бросилась к лестнице, проклиная в душе свою слабость, которую она испытывала к этому недостойному мужчине. Девушка так хотела поверить ему, так сильно хотела, что решила: «Будет лучше, если я сейчас уйду и больше никогда не увижу его. А если и увижу здесь, в суде, то это будет ничего не значащая встреча – всего лишь на профессиональной почве».
Юдин проводил ее недоуменным взглядом, мучительно соображая: «Что же сейчас такое произошло? И что все это значит? Меня только что обвинили в преступлении, или мне это показалось?..»
Глава 11
Карина сидела в кресле, забравшись туда с ногами, и смотрела телевизор, вернее, делала вид, что смотрит его. В руках она держала чашку с кофе и отпивала из нее напиток маленькими глотками. На экране шла какая-то развлекательная передача, очередное ток-шоу, один в один содранное с программ американского телевидения. Девушка совершенно равнодушно смотрела на экран, практически ничего не видя и не слыша. Бред, который доносился оттуда, ее не интересовал: ее мысли были глубоко «в себе» и ворочались сейчас в «вялотекущем» режиме.