Гвардейское столетие

Даже все неверные и язычники, как я сам видел и замечал, не могли довольно надивиться, когда я рассказывал им, от начала до конца, о Ваших славных деяниях, о любви блаженной памяти родителя вашего принца Оранского к отечеству и о всех великих жестокостях испанцев, которые частию я видел сам, а частию слышал от родителей, кои – упаси бог! – слишком много претерпели их, так что и посейчас еще чувствуют; итак, – говорю я – даже персияне, московиты и татары не могли довольно надивиться сему и, растроганные подобными рассказами, падали ниц перед своими богами, творили молитвы за Вашу княжескую особу и совершали богослужение, дабы всемогущий Бог даровал такому герою долголетнее здравие на спасение души, ибо, всемилостивейший князь, проживая долгое время в Москве, я посещал двор и нес там службу и каждый год, по своей просьбе получая изображения и описания завоеванных городов и сражений, что были выиграны под начальством вашей высокородной светлости, перекладывал их на московский язык и дарил их княжеским детям в Москве, дабы прославить, о светлейший герой, Ваше имя также и в этой части света, так что московские принцы и князья дивились тому и не могли довольно восхвалить Ваше княжеское имя. Также и персияне, коим я передал эти изображения и описания (sulcke dingen) для их государя, шаха Персии, через год, возвратившись по Каспийскому морю с товарами, просили [y меня] дать им еще [новые], ибо их государю было весьма приятно получить ведомость о славных деяниях Ваших, кои его весьма обрадовали, и он желал Вашей светлости долголетнего здравия.

Того ради я часто помышлял: для чего я рожден, когда не могу ничем служить своему государю, и часто желал, чтобы настало для меня время оказать отечеству службу, которая способствовала бы его преуспеянию и послужила [доказательством] моей благодарности.

Того ради я не мог измыслить ничего иного, для того чтобы лицезреть хоть раз Вашу княжескую милость и слышать Ваш голос, – каковую честь, если всемогущий Бог дарует мне ее, я почту за счастье, – поднести вашей княжеской светлости эту маленькую книжицу, содержащую в себе известие о происхождении несчастных войн в Московии, ибо мне надлежит иметь о них основательные сведения, так как я прожил восемь лет в этой стране, в ее столице, и, будучи любознателен, мог видеть и подробно и обстоятельно узнавать обо всем при дворах различных благородных людей (edelen) и дьяков (secretarisen), и я все время искал их расположения; и все это я изложил по порядку, насколько умел, ибо я никогда не обучался письму, кроме как сам у себя, а также почти ничему не учился; иначе бы сумел расположить все [это сочинение] в более добром порядке.

Я надеюсь, что это [сочинение] понравится Вашей княжеской милости, хотя оно и не имеет никаких достоинств. Ваша княжеская милость увидит усердие одного из ничтожнейших ваших подданных, желающего хотя бы малым доставить приятность, как Ризом гранатовым яблоком государю персидскому, или по меньшей мере уподобясь воде, которую крестьянин поднес тому же государю, ибо, кроме Вашей светлости, любителя всего прекрасного, я не знаю никого более достойного того, чтобы ему первому подносили все, что на свете излагают в стихах, открывают вновь или узнают, как бы ни было это ничтожно.

Того ради прошу Вашу княжескую светлость благосклонно принять мою смелость и усмотреть в ней более ревностную горячую преданность и доброе усердие, приносимое молодым человеком своему государю, нежели дерзость поднести [Вам свое сочинение].

Меж тем, желая оказать отечеству службу на море или на суше, я с помощью всемогущего Бога поистине держал себя не менее отважно, чем кто-либо другой на свете, и так, когда родителями моими я был определен к изучению торгового дела в Московии, помыслы мои с малых лет беспрестанно были заняты тем, чтобы оказать службу отечеству, так же как и Гемскерк и другие, когда к тому представлялся им случай. Мне кажется, что подобает вспомоществовать таким усердным людям – не тем, что имеют достаток, богаты и изнежены, а тем, которые еще молоды, ничего не имеют и стремятся приобрести вечную славу своему отечеству; я пишу это от доброго усердия и благого намерения, кое не оставляет меня ни днем ни ночью, и, происходя из достойной семьи (heerlycken huyse), я желал бы сообразно со своим положением с честью свершить свой жизненный путь, меж тем как в настоящее время нельзя вести торговлю в Московии и я не имею другого занятия. Весьма жаль, что такие усердные люди не находят себе употребления, кои покинули всех родственников (vrinden) и лишились всего ради религии, которые показали также, что они верны своему отечеству до самой смерти.