Гвардейское столетие

А ведь император-то был еще жив! И слишком многие, должно быть, начали вспоминать, что он все-таки родной внук Петра Великого, а его супруга – приблудная немка… Тут могло возникнуть столько интересных коллизий – от раскаяния до попыток ухватить за хвост свою Фортуну освобождением законного самодержца… И Миних – вот он, никуда не делся, а главное – столько вокруг обделенных, от которых ушатом вина не отделаешься…

Де Рюльер точно подметил: «Пока жизнь императора подавала повод к мятежу, тут думали, что нельзя ожидать спокойствия». Его гармонично дополняет граф де Дама, хотя и не очевидец событий, но долго пробывший при Потемкине на русской службе и, надо полагать, ситуацию знавший: «Следует помнить, что она (т. е. Екатерина. – А. Б.) неизбежно должна была погибнуть и подвергнуться той же участи, если бы это убийство не совершилось».

Живой Петр был бы для Екатерины вечной угрозой. Он просто не имел права оставаться живым. Но он, еще не представляя, что за ходячий компьютер достался ему в супруги, писал дружелюбные письма, наивно прося отпустить его за границу с близкими людьми, обещая никогда не возвращаться…

Идеалист! Он был приговорен в тот миг, когда Екатерина выехала к гвардии на белом коне…

Вот манифест Екатерины о восшествии на престол.

«Всем прямым сынам Отечества Российского явно оказалось, какая опасность всему Российскому государству начиналась самым делом. А именно, Закон наш православный Греческой перво всего восчувствовал свое потрясение и истребление своих преданий церковных, так, что церковь Наша Греческая крайне уже подвержена оставалась последней своей опасности переменою древнего в России православия и принятием иноверного закона. Второе, слава Российская, возведенная на высокую степень своим победоносным оружием, чрез многое свое кровопролитие заключением нового мира с самым ее злодеем отдана уже действительно в совершенное порабощение; а между тем внутренние порядки, составляющие целость всего Нашего Отечества, совсем ниспровержены. Того ради убеждены будучи всех Наших верноподданных таковою опасностью, принуждены были, приняв Бога и Его правосудие себе в помощь, а особливо видев к тому желание всех Наших верноподданных явное и нелицемерное, вступили на престол Наш Всероссийский самодержавный, в чем и все Наши верноподданные присягу Нам торжественную учинили».

Вы всерьез полагаете, что издавшая этот манифест особа и в самом деле хотела сохранить жизнь свергнутому супругу? Что его убийство пьяными офицерами для нее явилось совершеннейшей неожиданностью? Что сама она, боже упаси, никаких таких намеков не высказывала? Ну-ну, блажен, кто верует…

Конечно, она не писала приказа: «Сим повелеваю с получением сего немедленно лишить живота мужа моего, об исполнении донести». А что, это обязательно – такие вот приказы? Мы же не дети малые.

Народ, между прочим, безмолвствовал – но так, что это не внушало Екатерине оптимизма. Она быстренько сбавила налоги на соль, что должно было улестить главным образом простонародье. Но «вместо восторженных криков радости, коих ожидала императрица, мещане и горожане перекрестились и разошлись молча. Императрица, стоя у окна, не выдержала и сказала во всеуслышание: „Какое тупоумие!“

Да нет, это не тупоумие… Вот Москва. Губернатор оглашает манифест Екатерины о восшествии на престол – тот самый, который мы только что прочли. Потом выкрикивает здравицу в честь новой государыни.

В ответ – всеобщее молчание, угрюмое, многозначительное и жуткое. Губернатор провозглашает здравицу вторично – и вновь молчание. Только в третий раз «Ура Екатерине!» подхватывает несколько голосов – это кричат стоящие рядом с губернатором офицеры, которым он злым шепотом приказывает немедленно изобразить «глас народа». А тем временем в солдатских рядах слышится глухой ропот: «Гвардия располагает престолом по своей воле…»

И это – никак не тупоумие! Это мнение!

А идеи, как метко выразился Ленин, только тогда становятся реальной силой, когда овладевают массами…

Подписанное Петром отречение и опубликованный через две недели так называемый «Обстоятельный манифест о восшествии ее императорского величества на российский престол» – документы крайне загадочные. Иные историки полагают, что отречение записано за Петра, а не им самим, другие – что он его и не подписывал вовсе. Есть версии, что Екатерина все же обещала отпустить Петра за границу – не всерьез, только для того, чтобы он подписал…