На другой день у переправы, куда я зашел посмотреть на эвакуацию раненых, я увидел спускавшуюся по песчаному склону к парому медсестру в гимнастерке, туго перетянутой ремнем, поддерживавшую двух высоченных раненых бойцов. Плечо одного из них было забинтовано, другой с трудом опирался на левую, перебинтованную ступню-култышку и вырванную из забора штакетину.
- Откуда? - спросил я.
- Из первого батальона, - тяжело дыша, ответила медсестра.
- Значит, с вокзала? Как там? - скрывая волнение, продолжал я интересоваться.
- Пока держимся, товарищ генерал, - устало и отрывисто произнесла девушка.
- Прут и прут фашисты, - заговорил раненный в ногу. - И автоматчики, и просто пехота на бронетранспортерах и на танках. Подъедут к нам, попрыгают с машин и бросаются прямо врукопашную. А как отобьемся, их самолеты одолевают...
- Да ты что, вроде генералу жаловаться на фрицев начал? - перебил его другой, с перебинтованным плечом. - Действительно, товарищ генерал, много их нынче лезло, но и наколотили мы тоже немало. Вся привокзальная площадь в их трупах. И пока меня не ранило, я насчитал двенадцать подбитых танков. Сам два поджег... Мы с ним бронебойщики, - слегка кивнул он головой в сторону приятеля. - Если так будем и дальше бить, то немного фрицев в городе останется.
- А как раненые? Все эвакуированы? - снова обратился я к медсестре.
- Из тяжелых и средних эти вот, - указала она на раненых, - последние. Остальных раньше отправили. А легко раненые не хотят уходить. Перевязались и не слушаются, - смущенно улыбнулась девушка.
Я распрощался с бойцами и медсестрой. Когда вернулся в штольню, мне сообщили:
- - Товарищ генерал, вас просил позвонить командующий.
Связавшись с Чуйковым, я услышал в трубку:
- Родимцев, завтра с утра тебе поможем. Особенно Федосееву.
- Спасибо, Василий Иванович...
Всю ночь над вокзалом полыхало зарево, не прекращались винтовочно-пулеметный треск, выхлопы минометов, грохот орудий и удары противотанковых ружей.
Вспомнив разговор с теми двумя ранеными и с Чуйковым, я подумал: "Скорее бы утро!".
* * *
Удар из района Мамаева кургана на юг в направлении вокзала Сталинград-1 был предпринят двумя батальонами полка Долгова для того, чтобы ослабить нажим врага на полки Панихина и Елина, сражавшиеся в центре города.
При успешном продвижении по тылам измотанных за эти дни немецких 76-й и 71-й пехотных дивизий полк Долгова должен был выйти в район вокзала и соединиться с батальоном Федосеева.
К сожалению, этого не случилось. Над батальонами Долгова, лишь только рассвело, повисли бомбардировщики, и наступавшие вернулись к вечеру на исходное положение.
- Что-то надо сделать для Федосеева, - сказал я ночью Елину, узнав о неудачном наступлении полка Долгова.
- Я повернул фронт второго батальона на северо-запад, его пятой ротой закрыл стык с Федосеевым. Больше помочь ничем не могу, - услышал я в ответ. - Резервов, как вы знаете, у меня нет.
Да, у Елина не было резервов, и положение создавалось отчаянное: его первый и второй батальоны находились под угрозой окружения. Резервов, чтобы им помочь, не было и у меня. Вернее, был один саперный батальон, но бросить его в бой я мог только тогда, когда судьба дивизии повисла бы на волоске.
- Федосеев знает, что больше ничем ему не. поможете? - спрашиваю я Елина.
- Да, я сказал ему об этом.
- И что он ответил?
- Говорит, что бы ни случилось, ни он сам, ни один его боец с привокзальной площади не уйдет. Коль, говорит, пошли на запад, так теперь назад не повернем.
- Червяковская выучка.
- Его, Захара...
* * *
Близилась к концу первая неделя боев дивизии на Волге. Как ни бесновались гитлеровцы, они не смогли сбросить нас в реку и возвратить отбитые гвардейцами позиции. Части противника все более и более изматывались и несли большие потери.
Захваченный в плен 20 сентября солдат 267-го пехотного полка 94-й немецкой дивизии показал на допросе, что в составе маршевого батальона он был срочно переброшен сюда на самолете из Таганрога. После полуторанедельного обучения батальон ввели в бой, за два дня он потерял убитыми и ранеными несколько сот человек, а штаб батальона в результате огневого налета нашей артиллерии целиком уничтожен.
Стойкость советских воинов вызывала замешательство в стане врага. 20 сентября начальник генерального штаба сухопутных войск генерал Гальдер записал в дневнике: "Под Сталинградом постепенно становится заметным, что наши войска выдыхаются". Он требовал прекращения наступления на Волгу, за что был смещен Гитлером со своей должности.
Постепенно мы все глубже втягивались в повседневную боевую жизнь защитников города. В дивизии налаживался тот особый армейский быт, который свидетельствовал, что бойцы вошли во фронтовую колею. Новички превращались в опытных, закаленных воинов.
21 сентября мы получили первое пополнение - около 900 бойцов. Значительная часть этого дня промелькнула в хлопотах, связанных с приемом новых бойцов, распределением их по полкам.