Гвардейцы стояли насмерть

Об этом доме сначала узнала наша армия, потом вся страна и, наконец, весь мир. На его защитников равнялась, как в строю, вся дивизия, о нем слагались песни и легенды.

Как это ни странно, но это четырехэтажное жилое здание, выстроенное не из какого-либо несокрушимого материала, а из обыкновенной глины, дерева и кирпича, оказавшееся вообще малоустойчивым, вполне заслуживало того, что о нем писали или рассказывали.

Да, это был "дом-крепость", его обороняли бойцы, каждый из которых стоил целого отделения, а то и взвода противника, и слава о них не померкнет в веках.

А между тем все начиналось буднично и просто, как иногда бывает на войне, когда в истоке какого-либо громкого подвига лежит малоприметное событие.

Как-то в конце сентября ночью, всматриваясь в передний край, я обратил внимание на одинокий дом, темный силуэт которого выделялся посредине площади 9 Января.

"Дом на нейтральной полосе?" - подумал я.

Тогда я спросил об этом доме у Елина, тот - у командира третьего батальона капитана А. Е. Жукова, а последний, в свою очередь, - у командира роты старшего лейтенанта И. И. Наумова.

Может, покажется удивительным, но так пришлось, что наши наблюдательные пункты разместились "не вглубь, а ввысь" обороны, в одном здании, на мельнице, но на различных "уровнях" - этажах, соответственно нашему служебно-иерархическому положению. Мой наблюдательный пункт был устроен на третьем этаже.

Через несколько минут мне передали ответ Наумова снизу, из подвала, что нами этот дом не занят, но оттуда иногда стреляют и что если ему, Наумову, разрешат, то он пошлет людей обследовать этот дом; лично сам он послать разведку не решается, так как людей у него маловато. Я, конечно, не возражал.

* * *

Широкоплечий, полнеющий сорокалетний старший лейтенант Наумов, перебрав в памяти оставшихся в живых младших командиров, вызвал к себе сержанта Я. Ф. Павлова: он сметлив, инициативен, умеет действовать самостоятельно.

Павлов был невысок, худощав, в пропыленной и выгоревшей гимнастерке.

Выслушав командира роты, сержант сказал:

- Понял. Разрешите выполнять?

Немногословный Наумов кивнул головой.

С собой Павлов взял лишь троих бойцов, больше не было, да оно и лучше: чем меньше людей, тем они подвижнее, особенно ночью.

Первым был ефрейтор В. С. Глущенко. Хотя уже не молодой, грузноват, но на удивление всем ловок и сноровист. За его плечами были две войны - первая мировая и гражданская. Исполнительный, всегда серьезный, он старательно выполнял любое поручение. Павлов только взглянул на его рыжеватые усы, как тот поднялся и стал поправлять под ремнем гимнастерку.

- Готовься, Василий Сергеевич, - сказал сержант.

У двух других - Н. Я. Черноголова и А. Александрова - может быть, и не велика была жизненная и боевая биография, но находчивости и солдатской смекалки у них хватало.

Павлов, как и положено, назвал бойцов по фамилии и коротко приказал:

- Собирайтесь, со мной пойдете!

Солдатские сборы недолги: бойцы проверили, все ли диски набиты патронами, рассовали по карманам запасные гранаты-"феньки", пощупали, на месте ли кисеты с табаком.

Когда все трое были готовы, Павлов коротко объяснил им задачу, скомандовал: "На ремень!" - и направился к выходу.

Путь от мельницы до одинокого дома на площади, пролегавший через двор, развалины склада и Пензенскую улицу, несмотря на лунную ночь, переползли благополучно. Правда, иногда к землице-матушке приходилось прижиматься вплотную, "всеми суставами": над головой то и дело посвистывали пули.

Вот и первый подъезд дома. Но что ждет их там, в этом мрачном, будто вымершем здании? Не брызнет ли в лицо из какого-нибудь темного угла струя огня и свинца?

Павлов оставил Глущенко и Александрова в подъезде, а сам с Черноголовым обследовал одну квартиру, потом другую, третью... Никого. Комнаты с разбросанной домашней утварью пусты. Под сапогами хрустят осколки битого стекла и посуды. В углах слышны какие-то подозрительные шорохи. То ли в бесстекольные рамы проскакивает с Волги сквознячок и шуршит в занавесках, в оборванных обоях, то ли притаился враг?

Нет ли кого-либо в подвале?

Ступеньки ведут вниз. Вдруг показалась узкая-узкая светящаяся щель от неплотно прикрытой двери. Может, сразу распахнуть ногой и бросить гранату? Но что это? Слышится детский плач, приглушенный женский говор.

Павлов заглянул в щель: на столе еле мерцающая лампадка, а вокруг нее женщины и дети.

Павлов толкнул дверь и вошел. Черноголов сзади замер с автоматом наизготовку: мало ли что может случится.

- Здравствуйте, граждане!

Женщины встрепенулись, встали. Бледные, испуганные, не рассмотрев вошедших, тут же радостно воскликнули:

- Слава богу, свои! А мы думали опять пришли ироды окаянные.

Из дальнего угла послышался обрадованный знакомый бас:

- Сержант Павлов? Как ты сюда попал?

На свет шагнул санинструктор Калинин из их роты.

- Я в разведке, а вот как ты очутился здесь? - вопросительно взглянул Павлов на санинструктора.