Гвардейцы стояли насмерть

Город представлял собою огромный костер, пламя которого охватило и Волгу: на воде бурно пылала нефть, разлившаяся из разбитых нефтехранилищ. С доисторических времен ни один город на земле не подвергался такому разрушению. В огне пожаров и от осколков бомб погибло более 40 тысяч мирных жителей - преимущественно стариков, женщин и детей.

Вечером того же дня майор Бакай взял карту и синим карандашом провел стрелу, толстое острие которой напоминало голову гадюки, в район Рынок и Латошинки, что на северной окраине Сталинграда. Это означало, что гитлеровцы вышли к Волге.

Я понял, что нам находиться здесь осталось считанные дни. Да и пора! Месяц боевой подготовки не прошел даром. Нам удалось основательно подучить новое пополнение, добиться тесной спайки ветеранов и молодых бойцов, пришедших в дивизию. Мы с еще большим нетерпением стали ждать приказа Ставки о выступлении дивизии. Это нетерпение подогревалось тем, что если первое время наше пребывание в тылу оправдывалось необходимостью укомплектования частей, то теперь этот довод утратил силу.

* * *

Представьте себе на мгновение, что дом, в котором вы живете, объят пламенем, что жизни ваших близких угрожает смертельная опасность, а вы в это время находитесь где-то вдали и не принимаете участия в борьбе с разыгравшейся стихией. В этом случае очень слабым утешением будет то, что вдалеке от дома вы заняты изучением правил борьбы с пожарами. Примерно такое же чувство в то время испытывали бойцы и командиры нашей дивизии.

Жаркое лето было на исходе. Утром роса, как иней, покрывала белым ковром траву, вечером с Волги тянуло прохладой.

И вот в один из первых дней сентября к нам в штаб заехал генерал, и я в первые услышал, хотя и не официальное, но обнадеживающее сообщение.

- Что, товарищ Родимцев, скоро за Волгу драться будешь? - сказал он.

- А разве есть приказ?

- Поговаривают... - отозвался генерал и распрощался.

Генерал оказался прав. 9 сентября был получен приказ Ставки о включении дивизии в состав 62-й армии, которая уже вела ожесточенные бои на подступах к Сталинграду.

Боевой приказ вызвал необыкновенный подъем в частях. Однако было одно обстоятельство, которое в высшей степени смущало: у нас еще не хватало винтовок, автоматов, пулемётов, боеприпасов. Своими сомнениями я поделился с представителем Ставки. Разговор происходил на улице, так как перед этим я проводил занятия и не успел возвратиться в штаб. На мои доводы собеседник ответил:

- В мою задачу входит перебросить вашу дивизию к Сталинграду, а что касается вооружения, то, я думаю, это дело командования фронтом.

Я не мог согласиться с ним, поскольку направляться без оружия туда, где идут ожесточенные бои, и рискованно, и бесцельно. Поэтому тотчас же связался с командованием. Мои требования были удовлетворены. Дивизия вскоре получила значительное количество оружия и боеприпасов...

* * *

И вот мы снова в пути. Надолго останется в памяти эта ночь. В темноте, обгоняя пешие подразделения, шли автоколонны. Чтобы не быть замеченными авиацией противника, они передвигались без света. Водители добросовестно выполняли приказ о спешной переброске, гнали машины. И все же казалось, что движемся мы медленно.

- Остановись и посигналь, - обратился я к шоферу, когда мы поравнялись с головной машиной полка.

Через минуту ко мне подошел полковник Елин.

- Хоть нам, Иван Павлович, приказано явиться в Среднюю Ахтубу, - начал я, - но, мне думается, нас сразу же направят в Сталинград.

- Я тоже так считаю, - спокойно и неторопливо, как и всегда, подтвердил мои предположения Елин.

- Тогда нам надо подумать о боевом обеспечении переправы дивизии. Кого послать в передовой отряд?

- Все мои командиры батальонов - ребята хорошие, но первый есть первый, - проговорил Елин. - Пусть идет Захар Червяков.

- Он еще раз повторит прошлые занятия, - пошутил я.

Елин улыбнулся:

- Да. Только не с условным противником.

- Передайте об этом Червякову сейчас же, да подумайте, чем его усилить, - распорядился я.

И мы разошлись по машинам.

Выбор Елина, пожалуй, был наиболее удачным. На последних тактических учениях под Камышином, проверявшихся очень ответственной комиссией, прибывшей из Москвы, при отработке темы "Наступление усиленного стрелкового батальона с преодолением водной преграды" гвардии старший лейтенант Червяков вместе со всеми своими бойцами и командирами получил благодарность от одного старшего начальника.

Дивизионные остряки утверждали, что в ответ на поздравление своих сослуживцев об удаче Червяков якобы сказал:

- Причем тут удача? Немцы научили: восемь рек заставили форсировать. От Буга аж до самой Волги...

Захар Петрович Червяков меня всегда удивлял редким сочетанием широкой русской натуры, полной молодечества и удали, со сдержанностью и дисциплинированностью воина.

В нашей дивизии он появился в дни самых тяжелых оборонительных боев, которые мы вели под Харьковом после неудачного наступления.

Потери у нас были большие, особенно среди комсостава, и я обрадовался, когда мне доложили о пополнении.

- Сначала с командирами познакомь, - сказал я дивизионному кадровику.