— Тогда откуда вы знаете, что я ваша племянница? — задала она вполне резонный вопрос.
— Ты пахнешь, как дочь Ришари — это во-первых. У тебя ее глаза — это во-вторых. В третьих, черты лица, хотя скулы и разрез глаз у тебя со стороны отца.
— Допустим, — Юрика уже стала свидетельницей сверхчеловеческой силы Дженази, так что его слова о сверхтонком нюхе могли быть правдой. — Ришари — это моя мать, да? Кстати, как у нас могут быть одинаковые глаза, если у меня они серые, а у нее — фиолетовые?
— Они были серыми раньше. Как и у меня.
«Все чудесатее и чудесатее,» — Юрика мысленно процитировала древнюю сказку о девочке Лиззе.
— А как зовут моего отца?
Ответ Дженази последовал незамедлительно.
— Не знаю.
Брови девушки слегка приподнялись, но вслух она уже ничего не сказала.
— Почему я оказалась в приюте?
— Не знаю.
— Вы вообще хоть что-то знаете кроме того, что я ваша племянница?
— Вообще или о тебе конкретно?
— Вы издеваетесь?
И снова тишина. Юрике ситуация уже порядком надоела, но сделать она ничего не могла.
— У тебя есть еще один брат, — произнес наконец Дженази.
— И как его зовут?
— Не знаю.
— Идите к черту… — девушка забилась в угол подвала и свернулась там калачиком, спиной к выходу. Когда Дженази спустится за ней вниз, ей не доставит совершенно никакого удовольствия наблюдать за его приближением.
— Послушай, — в голосе самоназываемого дяди отчетливо прозвучали нотки раздражения, — я только-только вернулся из очень долгого путешествия по землям, о которых ты даже и не слышала, и в которое отправился задолго до рождения еще твоего старшего брата. Как его зовут, кстати?
— Джин Саргас. Планета круглая и географию я хорошо знаю. Куда вы отправились, говорите? Только не говорите, что на Внешний Архипелаг.
— Имя ненастоящее, — хмыкнул Дженази. — Именно туда.
— С чего вы взяли? — спросила Юрика, сделав отметку, что слова про Архипелаг — ложь.
— Я был известен под этим именем на Железном Архипелаге.
— Катитесь к черту, — повторила девушка, услышав еще один не устроивший ее ответ. Правда, она не могла не заметить, что уже никто не называет Арбарас Железным Архипелагом — лет пятьдесят как минимум. Все эти Внешние, Железные, Алые Архипелаги — запутаться недолго, вот и провели реформу в образовании. И тут же решила разыграть эту карту.
— Где-где вас называли Джином Саргасом? На каком архипелаге?
— Железном… — ответил Дженази неуверенно. — Ты же сказала, что знаешь географию.
— Географию знаю, Железный Архипелаг — нет.
— Острова между Вердиро и Судо. Большие такие, — терпеливо пояснил Дженази, вызвав у Юрики легкую улыбку. И ощущение слабой растерянности.
— Арбарас. Они называются Арбарас.
После этого Дженази не обращался к ней в течение часа.
— Вы еще здесь? — спросила Юрика, признав наконец, что ведет себя глупо.
— Да.
— Зачем я вам? — устало продолжила она.
— Ты — дочь Ришари.
— Отведете меня к ней?
— Да, — ответ последовал только после краткой паузы.
— Как интересно, — себе под нос хмыкнула Юрика и направиласьнаконец к выходу из подвала. — Кстати, а вы знаете, какой сейчас год?
— 1014-ый? — на ответ Дженази понадобилось секунд тридцать.
— Ага, 19 июня. Пятница.
— Ага, — поспешно подтвердил он.
Юрика наконец выбралась из подвала, отряхнулась, и улыбнулась Дженази во все тридцать два.
— На самом деле — 18 июля и четверг.
***
Судо. 10:10, 18 июля 1014 года, четверг.
Ичиро решительным шагом пересек широкий двор особняка, который не был отмечен ни на одной из карт западного Судо, и мрачно отмечал один за другим признаки полнейшего запустения. Он все еще не сбросил с себя до конца образ респектабельного и успешного Джина Саргаса, и потому с неодобрением смотрел на заросшие газоны, необрезанные деревья и кусты, заброшенные клумбы, неработающий фонтан с водой болотного цвета; жесткую траву, пробивающуюся прямо сквозь вычурную плитку дорожки, ведущей от решетчатых ворот к парадной двери особняка. Ни души вокруг.
«Меня здесь не было каких-то два года… Во что мама превратила это место?»
Уже зная, что никто не выйдет ему навстречу, он потянул на себя тяжелые дверные створки, петли которых, если судить по скрипу, определенно не смазывали еще со времен его раннего детства, и стоически вынес вопиющую картину царства паутины и пыли в холле. Судя по толщине серого слоя на полу, мать Ичиро избавилась от слуг еще в прошлом году.
Тонкий и протяжный плач скрипки донесся до его чуткого уха с верхних этажей здания, и он сразу узнал один из шедевров маэстро Руидо, который так любила играть Мэй. Но она покинула эти стены десять лет назад, так что звуки, которые слышал Ичиро, были просто записью на древней виниловой пластинке из маминой коллекции.
А когда она включала тот дряхлый проигрыватель, разговаривать с ней о чем-либо было невозможно.
Ичиро усмехнулся краешком рта и провел пальцами по расцарапанной щеке. Сегодня его выслушают в любом случае.