Гвен Винн. Роман реки Уай

Несколько раз задает она этот вопрос, не получая ответа, и уже собирается вернуться в дом, когда ее останавливает звук, доносящийся со стороны причала.

– Может, это он?

Продолжая прислушиваться, она слышит звук весел. Это не может быть та лодка, которую она видела: та должна быть уже далеко. А эта совсем близко, внизу в протоке. Может, священник в ней?

Да, это он, как она устанавливает, выйдя из павильона, встав на то место, где он недавно лежал, и заглянув вниз: она видит его лицо, освещенное люциферовой спичкой (Первое время после изобретения спички, которые зажигаются трением, назывались спичками Люцифера. – Прим. перев.)– он сам при этом подходит на Люцифера.

Но что он может там делать? Осматривает то, что хорошо знает, как и она.

Она хочет окликнуть его и расспросить, но передумывает. Как часто бывает, он, наверно, занят каким-то тайным делом. Поблизости может быть кто-нибудь, помимо нее, и ее голос может привлечь к нему внимание. Она подождет, пока он не поднимется. И она ждет на верху лестницы и здесь встречает священника, который возвращается из недолгой, но по-прежнему необъяснимой экскурсии.

– В чем дело? – спрашивает она, как только он поднимается к ней. – Quelque chose a tort? (Что-то не так? Фр. – Прим. перев.).

– Больше того! Серьезная опасность!

– Comment? (Какая именно? Фр. – Прим. перв.) Объяснитесь!

– Пес идет по следу! И у него отличное чутье!

– Кто?

– Le Capitaine de hussards (Капитан гусар, фр. – Прим. перев.)!

Дальнейший диалог Олимпии Рено и Грегори Роже не связан с Льюином Мердоком и опасениями, что он проиграет свое состояние; напротив, речь идет об опасениях потерять это состояние совсем иным путем; и у этих двоих на весь остаток ночи есть о чем подумать и чем заняться.

Глава пятьдесят седьмая Недобровольная послушница

– Это я? Все это мне снится? Или я в сумасшедшем доме?

Эти странные вопросы задает молодая девушка, прекрасная девушка, с женской фигурой, высокая, со светлым лицом и роскошными золотыми волосами.

Но что ей красота со всеми ее принадлежностями? Как на цветок, обреченный увянуть невидимым, глаза мужчины могут никогда не упасть на нее, хотя ее цветок завянет не в сухости пустынного воздуха, а в стенах монастырской кельи.

Англичанка, хотя находится во французском монастыре, в Булони; том самом, где живет в пансионе и учится сестра майора Магона. Но это не она, потому что Кэйт Магон, тоже прекрасная девушка, не блондинка, совсем наоборот. К тому же девушка с замечательной фигурой не учится в школе: она уже выросла из школьного возраста. Не позволено ей и выходить на улицу; она постоянно содержится в келье за стенами монастыря, и в эту его часть пансионерки не допускаются, кроме одной-двух любимиц настоятельницы.

Молодая девушка занимает маленькое помещение – одновременно спальню и гостиную; короче, это монашеская келья, обставленная в аскетическом ситле: у одной стены кровать с матрацем, у другой простой туалетный столик, раковина умывальника с кувшином и лоханью – размером в чайный котелок и чайную чашку – и пара обычных мягких стульев – вот и все.

Стены побелены, но большая их часть скрыта под изображениями святых, мужчин и женщин; а богородице предоставлена особая ниша в углу.

На столе четыре-пять книг, включая библию и молитвенник; о содержании книг свидетельствует вытисненный на переплете ортодоксальный крест. Эта литература не по вкусу нынешней обитательнице кельи, потому что за несколько дней она не перелистнула ни страницы и даже не брала в руки тома, чтобы взглянуть на них.

О том, что она здесь не по своей воле, а вопреки ей, можно судить по ее словам, по их тону и по манере, с какой они произносятся. Вначале она сидит на кровати, потом вскакивает и начинает расхаживать, размахивая руками. В таком виде ее легко принять за безумную. Это предположение подтверждается неестественным блеском глаз, лихорадочной краской на щеках, не похожей на здоровый цвет. Но скорее она страдает не от физической болезни,, а умственной. К такому выводу пришел бы человек, увидевший ее на короткое мгновение – именно в этот момент. Но ее последующие слова свидетельствуют, что она полностью владеет собой, и ее возбужденное состояние связано с какой-то серьезной бедой.

– Должно быть, я в монастыре! Но как я сюда попала? К тому же во Францию – потому что я во Франции! Женщина, которая приносит мне еду, француженка. Другая тоже, хотя сестра Милосердие – так она себя называет – говорит со мной по-английски. Мебель: кровать, стол, стулья, раковина умывальника – все французского производства. Во всей Англии не найти такого кувшина и лохани!