Гвен Винн

– Да, капитан, я прочел на борту, что шлюп оттуда; и теперь сам направляюсь туда!

– Я тоже, Джек! Мы отправимся вместе!

Глава шестьдесят третья Странное признание святого отца

– Он уехал – сдался! Радуйтесь, мадам!

Так говорит отец Роже в гостиной Ллангоррен Корта; здесь же сидит миссис Мердок.

– Кто, Грегори?[147] Кто уехал? И почему я должна радоваться?

– Le Capitaine!

– Ха! – восклицает она, показывая, что получила ответ на свой вопрос.

– Вы уверены? Новость кажется слишком хорошей, чтобы быть правдой.

– Тем не менее это правда; он уехал. Другое дело, вернется ли. Будем надеяться, что не вернется.

– Надеюсь от всего сердца.

– Да, мадам, как и я сам. Этой chien de chasse[148] нам следовало опасаться больше всей остальной своры. И сейчас следует опасаться. Разве он подумал, что след слишком остыл, и решил отказаться от охоты. Надеюсь, я способствовал этому, устроив небольшой камнепад. Как удачно, что я тогда его заметил; и как хитро придумал, чтобы сбить его с толку. Не правда ли, cherie?

– Превосходно! Все превосходно с начала до конца! Вы удивительно проявили себя, Грегори Роже!

– Надеюсь, я достоин Олимпии Рено?

– Безусловно!

– Merci! Пока все идет хорошо, и ваш раб считает, что трудился не зря. Но нужно еще многое сделать, прежде чем мы приведем наш корабль в безопасную гавань. И сделать быстро. Мне не терпится сбросить эту сутану – слишком долго я в ней прячусь – и начать по-настоящему наслаждаться жизнью. Но есть еще одна, более важная причина для поспешности: нас окружают рифы, на которые наш корабль может наскочить ежедневно, ежечасно. Видите ли, капитан Райкрофт был не единственным таким рифом.

– Ришар , le bracconier, вы о нем говорите?

– Нет, нет, нет! Его нам можно не опасаться. Я вам говорил, его уста запечатаны веревкой, одетой на шею; и при малейшем намеке я эту веревку затяну. Мне большие опасения внушает мсье, votre mari[149].

– Почему?

– По многим причинам, но прежде всего из-за его языка. Невозможно предвидеть, о чем проболтается пьяный; а мсье Мердок почти не бывает трезвым. Предположим, он проговорится, скажет что-нибудь о… ну, мне не нужно уточнять, о чем. Нас по-прежнему многие подозревают, и, как огонь, поднесенный к хворосту, начнут расходиться слухи.

– C’est vrai[150]!

– К счастью, у мадмуазель нет близких родственников мужского пола, и никто особенно не интересуется ее судьбой, кроме жениха и второго влюбленного, этого отвергнутого деревенщины, сына Шенстона. Его можно не принимать в расчет. Если даже он что-нибудь подозревает, у него не хватит ума разгадать загадку и доказать что-нибудь; а что касается гусара, будем надеяться, что он отчаялся и уехал туда, откуда явился. Хорошо также, что у него нет друзей или близких знакомых в графстве Херефорд. Будь по-другому, мы бы не избавились от него так легко.

– И вы считаете, что он уехал навсегда?

– Да; по крайней мере так кажется. Вторично вернувшись в гостиницу – на этот раз в спешке, – он привез с собой мало багажа. И все, что имел, увез с собой. Так я узнал от одного служащего гостиницы, который разделяет нашу веру. На вокзале сказали, что он взял билет до Лондона. Конечно, это ничего не значит. Он может направляться куда угодно, в любое место земного шара, если почувствует склонность в данных обстоятельствах. И я был бы рад, если бы он так поступил.

Он меньше радовался бы, если бы узнал, что на самом деле произошло на вокзале. Покупая билет, капитан Райкрофт спросил, может ли тот быть выписан до Булони. К тому же отец Роже не знал, что до Лондона куплены два билета: первого класса для самого капитана и второго – для лодочника Уингейта. Они путешествуют вместе, хотя и в разных вагонах, что соответствует их различному положению в жизни.

Ничего об этом не зная, поддельный священник – как он сам только что признался – радуется при мысли о том, что еще одна вражеская фигура в игре, которую он так искусно ведет, исчезла с шахматной доски. Вскоре все они будут сняты: ферзь, ладьи, кони и слоны. Остается один король, но он уже шатается: ибо Льюин Мердок вот-вот сопьется до смерти. Именно его называет священник королем…

– Он подписал завещание?

– Qui.

– Когда?

– Сегодня утром, перед уходом. Завещание написал юрист, его клерк был свидетелем…

– Все это я знаю, – прерывает ее священник, – потому что сам послал их. Позвольте мне взглянуть на документ. Надеюсь, он у вас?

– У меня в руках, – отвечает он, порывшись в ящике и протягивая ему сложенный листок пергамента. – Le voila!