– Ты слишком высокого мнения о себе, – резко произносит он. – Трагедия случилась
Она изумленно смотрит на него. Он что, подглядывал за ее жизнью, как извращенец (Фрэнки Стоун, например), роющийся в нижнем белье в шкафу? И много ему удалось подсмотреть?
– В частности, у нее были проблемы с отчимом. Он… как бы это сказать поприличнее? Он ее
– Вы серьезно?
– Я серьезен, как сердечный приступ. И ты знаешь правду о юном мистере Стоуне.
Да, она знает. Полиция обвиняла его в совершении как минимум четырех изнасилований и двух попыток изнасилования в Касл-Роке и ближайших окрестностях. Возможно, также в изнасиловании и убийстве в Кливс-Миллсе. Насчет последнего следователи сомневались, но Гвенди была уверена, что это он.
– Стоун бредил тобой
Она его почти не слышит. Она вспоминает все то, к чему обычно старается не возвращаться. Разве что во снах, над которыми она не властна.
– Я сказала полиции, что Фрэнки пытался меня изнасиловать, а Гарри ему помешал. Они подрались, Фрэнки убил Гарри и убежал. Наверное, они до сих пор его ищут. Я спрятала пульт и монеты в комоде. Думала, может быть, окунуть каблук туфли в кровь Гарри, чтобы объяснить… его рану… но не нашла в себе сил. Хотя это было не важно. Они просто решили, что Фрэнки забрал орудие убийства с собой.
Мистер Фаррис кивает.
– Тут не тот случай, когда все хорошо, что хорошо кончается, но могло быть и хуже. Гораздо хуже.
Гвенди горько улыбается и от этой улыбки кажется намного старше своих двадцати двух.
– Вас послушать, так все прекрасно. Как будто я прямо святая Гвенди. Но я-то знаю… Если бы вы не дали мне этот чертов пульт, все было бы иначе.
– Если бы Ли Харви Освальд не устроился на работу в книгохранилище в Техасе, Кеннеди благополучно закончил бы свой президентский срок, – говорит мистер Фаррис. – Если все время зацикливаться на «если», можно свихнуться, дитя мое.
– Думайте что хотите, мистер Фаррис, но если бы вы не дали мне пульт, Гарри сейчас был бы жив. И Оливия тоже.
Он на секунду задумывается.
– Гарри? Да, может быть.
– Какую награду? – Она сама удивляется и даже немного стыдится своего жадного любопытства.
Он снова небрежно поводит рукой.
– Я и так сказал больше, чем нужно. Еще чуть-чуть, и я переделаю все твое будущее, так что не надо меня искушать. Я ведь поддамся, если ты будешь настаивать, потому что ты мне нравишься, Гвенди. Твой срок владения пультом был… выше всяких похвал. Да, я знаю, что это была тяжкая ноша. Словно несешь на спине невидимый рюкзак, набитый камнями. Но ты даже не представляешь, сколько сделала добра. Сколько предотвратила несчастий. Если использовать пульт с дурным умыслом – а твои помыслы, кстати, никогда не были злыми, даже тот эксперимент с Гайаной был предпринят из чистого любопытства, – он высвобождает немыслимый потенциал зла. Если оставить его в покое, он может стать мощной силой добра.
– Мои родители уже было сделали первый шаг на пути к алкоголизму, – говорит Гвенди. – Я почти уверена, что так и было. Но потом они бросили пить.
– Да, и кто знает, сколько еще бед и несчастий предотвратил пульт управления, пока был у тебя. Даже я не знаю. Массовая резня? Бомба в зале ожидания на Центральном вокзале? Убийство кого-то из лидеров, которое развязало бы третью мировую войну? Конечно, он не отменяет все зло – мы оба читаем газеты, – но я скажу тебе одно, Гвенди. – Наклонившись вперед, он сверлит ее взглядом. – Он отменил многое.
– А теперь?
– Теперь я с благодарностью заберу у тебя пульт. Твоя работа закончена. Во всяком случае,
–