Гвидово поле. Хроники Паэтты. Книга V

Солнце заливало внутренний двор замка. Лаура с дочерью отправлялись обратно в Колион. На сей раз их ожидала не та убогая карета, в которой они прибыли сюда — Давин уступил ей свой лучший экипаж. Он был заметно удобнее и представительней.

Во дворе кроме отъезжавших были и сам Давин, и Кара, и Увилл. Последний пусть и кривовато, но улыбался матери. Он держался чуть в стороне, даже не пытаясь провести последние мгновения в объятиях Лауры. Всем своим видом он старался показать, сколь мало его огорчает отъезд мамы, пусть и получалось у него пока плоховато. И всё же Давин гордился мальчиком — ни одной слезинки не выкатилось из-под его век, а улыбка, хотя и какая-то судорожная, ни на секунду не покидала его лица.

— Ты хоть поцелуешь маму на прощание? — шутливый тон Лауры не слишком-то вязался с бледным и печальным лицом.

Неловко кивнув, мальчик быстрым шагом подошёл к маме, обнял её и, буквально клюнув в щёку, тут же стремительно отошёл. Давин заметил блеснувшую слезу, но Увилл, вновь отбежав на безопасное расстояние, смотрел куда угодно, но только не на садящуюся в карету мать. Он поклялся, что Лаура не увидит его слёз, — осенило Давина. И теперь он делает всё возможное, чтобы сдержать клятву.

И лишь когда карета, вздымая пыль, помчалась вон из замка, Давин подошёл к мальчику и, обняв его за плечи, тихонько сказал:

— Теперь уже можно.

Уткнувшись лицом в потёртую кожаную куртку названного отца, Увилл зарыдал.

Глава 4. Наследник

С появлением Увилла замок Олтендейлов зажил новой жизнью. Он уже много-много лет не слыхал детских голосов — с тех самых пор, как сам Давин и две его сестры были детьми. И теперь он словно проснулся. Даже лица слуг, казалось, лучились каким-то теплом. Что уж говорить о хозяевах — для них наступили благословенные времена.

Первые дни Увилл, естественно, заметно грустил, хотя изо всех сил старался не показывать этого. Но грусть прошла — мальчик истосковался по отцу, и теперь с радостью нашёл его в Давине. Кара, хотя и не могла заменить ему мать, окружила его истинно материнской заботой и любовью. Она и не претендовала на то, чтобы он считал её мамой, но её собственные нерастраченные материнские инстинкты превращали её в настоящую наседку.

Давин тоже целиком погрузился в заботы о мальчике. Особенно поначалу, когда Увилл тосковал по матери, он старался постоянно искать для него интересные занятия. Они много гуляли в окрестностях Танна — городишко стоял неподалёку от границы Симмерских болот, и местность здесь отличалась от лесистых окрестностей Колиона. Тут хватало и лесов, и рощ, но было много лугов, которые убегали к влажным редколесьям преддверий болот.

В этих пейзажах порою было что-то пугающее — особенно в сумерках, когда иные чахловатые отдельно стоящие деревца превращались в ночных духов и чудовищ, а со стороны болот доносились таинственные и жутковатые звуки. А ещё под вечер или утром землю часто накрывали густые туманы, превращавшие мир в настоящее царство зыбких теней.

Увиллу очень нравились эти места. Он говорил, что тут гораздо интереснее, чем жить среди мрачного леса. Несмотря на юный возраст, он уже хорошо держался в седле, так что они с Давином частенько уезжали на несколько миль к северу, чтобы побродить по болотистым лугам.

Также немало времени названные отец и сын посвящали военному ремеслу. Давин был неплохим стрелком из лука, и они с Увиллом ежедневно тренировались на специально отведённой для этих целей площадке. Там стояли соломенные чучела, и Давин обучал мальчика премудростям обращения с луком — начиная с того, как нужно ухаживать за своим оружием, и заканчивая оценкой направления и силы ветра.

Конечно, шестилетнему мальчишке боевой лук был не по силам, поэтому специально для него изготовили маленькое, но вполне функциональное оружие. Увилл обожал стрельбу из лука. И у него было одно качество, которое Давин очень ценил. Мальчик пока ещё нечасто попадал в мишень даже с дюжины шагов, но, несмотря на возраст, он не устраивал истерик по этому поводу, не обвинял во всём лук или стрелы, не отбрасывал оружие с криком и не дулся. Его злили промахи, но это была хорошая злость, которая лишь подзадоривала упрямого мальчишку.

Но куда лучше Давин обращался с мечом, и этому искусству он хотел обучить Увилла в первую очередь. Снова специально для мальчика был сделан деревянный меч, утяжелённый металлическими частями. Давин с наслаждением проводил целые часы, обучая Увилла стойкам и ударам. Его жизнь словно наполнилась теперь новым смыслом, и он был счастлив как никогда.

В общем, уже через какие-нибудь пару недель Давин души не чаял в своём воспитаннике. Он действительно любил его как родного сына и готов был на всё, лишь бы сделать его хоть чуточку счастливее. Надо сказать, что и Увилл отвечал полной взаимностью, радуясь внезапному обретению отца.