Гвидово поле. Хроники Паэтты. Книга V

В этом Увилл был прав — они жили в жестокое время, и убийство само по себе не являлось чем-то невероятным или ужасающим. Случались и дуэли между дворянами, и разбойничьи нападения, и бытовые ссоры. А уж сколько погибало во время бестолковых по своей сути приграничных стычек, где одна и та же деревушка могла десятилетиями переходить из рук в руки!

Увиллу уже приходилось убивать прежде — в своих военных походах. И пусть на этот раз он выбрал орудием убийства яд, и пусть даже вложил его в руки невинной девушки… Нет, не этим был так страшен Увилл Тионит!

Он был страшен другим. Своей непоколебимой верой в собственную исключительность и правоту, своей невероятной способностью искажать реальность вокруг себя — вызывать какие-то фантомы из своего воображения и тут же самому свято уверовать в них. Когда такие люди рождаются среди простолюдинов, они обычно становятся бродячими проповедниками или создают вокруг себя небольшую секту последователей. Но Увилл был лордом домена, и это давало ему куда большие возможности.

Давин опасался, что со временем Увилл превратится в бушующий ураган, сметающий всё на своём пути. Хотя, быть может теперь, когда его жажда мести была утолена, он найдёт в себе силы противостоять этому падению? Давину очень хотелось бы в это верить…

Глава 19. Бог-король Вейредин

Увиллу нравилось быть лордом. Приятно было не ощущать дыхания Давина за спиной, его вечной опеки, которая, как бы он ни старался сделать её незаметной, всё же досаждала амбициозному юноше. Теперь всё было иначе. Более того, эта ссора с Давином неожиданно давала ещё большее ощущение свободы — теперь он, кажется, больше ничем не был обязан своему названному отцу.

Постепенно ядовитый туман подозрений и слухов рассеялся. Прошло время, и Увилл перестал вспоминать об этом каждый день, а это значит, что остальные (за исключением разве что родственников Даффа) и вовсе позабыли эту неприятную историю.

К сожалению, для самого Увилла этот процесс переживания смерти Даффа не проходил совсем уж безболезненно. Как у всякого человека, наделённого богатым воображением, у Увилла возникла неприятная проблема. Он был достаточно суеверен, чтобы верить в существование мстительных духов, и потому сейчас, особенно ночами, ему то и дело чудились какие-то шорохи и шаги, несмотря на то что он выбрал себе спальню максимально далеко от бывшей спальни Даффа.

Это случалось нечасто, но всё же бывали моменты мрачного настроения, когда нервы Увилла расшатывались. В такие моменты он зажигал несколько свечей и лежал, не сводя глаз с запертой на задвижку двери. Чем сильнее он накручивал себя, тем больше распалялось его воображение, и вот он уже явственно слышал шаги за дверью, а также хриплое предсмертное дыхание и вздохи.

В такие ночи Увилл глушил страхи дурной травой. У него в спальне всегда под рукой была трубка для курения, а также большая табакерка, в которой хранился постоянно пополняемый запас этого спасительного зелья.

Вообще курение дурной травы не являлось чем-то очень уж предосудительным — изредка ею баловались, наверное, все лорды. Даже Давин в минуты тяжёлого напряжения мог иной раз раскурить трубочку у камина. Но Увилл уже замечал, что у него вырабатывается нездоровая привычка, как это частенько бывало с простонародьем, среди которых было полным-полно курильщиков, которые почти не выходили из наркотического дурмана.

Увилл подумал было заменить дурную траву вином, но сама эта мысль привела его в ужас. Он понял, что ни за что на свете не сможет отпить вина из принесённой ему на ночь бутылки. При этом удивительно, что в обычной обстановке, например за обедом, он пил пиво или вино, не задумываясь.

Через несколько недель табакерку, которой поначалу хватало на целую неделю, приходилось наполнять каждые два-три дня, а по утрам Увилл ощущал себя разбитым и больным. Он понял, что ему необходимо избавиться от пагубного пристрастия, потому что оно понемногу начало мешать его жизни. Его приближённые пока ещё не высказывали ему своего осуждения, но их неодобрительные взгляды он то и дело ловил на себе по утрам, пока ещё не мог до конца прийти в себя после ночного угара.

Что чувствовала всё это время Камилла, Увилл так и не удосужился узнать. Он нечасто посещал сестру, которая всё ещё выглядела весьма плохо, и эти визиты всегда были кратковременны и формальны. После равнодушных расспросов о здоровье и нуждах Увилл, раскланявшись, уходил.

Наконец юноше стало ясно, что он должен взять себя в руки. Лишь недавно став лордом домена, он сейчас заставлял своих вассалов сомневаться в правильности сделанного выбора. И Увилл понимал, что так дальше продолжаться не может. Ему нужно было побороть наркотическую зависимость, а для этого нужно было перебороть свой страх. И поговорить об этом он мог лишь со своей сестрой, то есть с человеком, с которым ему вовсе не хотелось разговаривать.

Решение пришло само собой. Несмотря на туман в голове, Увилл утром спустился вниз раньше обычного.