Гвиневера. Дитя северной весны

– Конечно, – ответила я, осудив себя за то, что коснулась темы, которая, как мне следовало помнить, была болезненной для наших гостей. Мои промахи окружали меня плотней, чем деревья и подлесок окружали тропу.

Дорога начиналась сразу за поворотом, и я внезапно дала такого пинка Быстроногой, что она рванулась вперед мимо Кевина и выскочила на дорогу. Это был не очень благородный способ выходить из трудного положения, но он сработал.

Мы понеслись по широкой дороге, белесые горы, расплываясь перед глазами, проносились мимо. Я пригнулась к шее кобылы, чувствуя, как ветер треплет волосы на затылке. Копыта лошадей мальчиков тяжело цокали сзади, но только псу удавалось не отставать от меня, и он мчался вперед с такой же страстью, как и я, отдаваясь борьбе. Обогнать нас они не смогли, и мы летели навстречу утреннему солнцу, как будто нас преследовали духи Самхейна, и я видела, как Эйлб вернулся к Кевину, когда Быстроногая придержала шаг.

Дорога нырнула вниз к каменистому броду через ручеек, я свернула в сторону, и мы галопом проскакали к тому месту, где берега ручья были высокими и прочными. Быстроногая увидела провал впереди и подобралась подо мной, совершив скачок так, словно мы делали это каждый день. На мгновение мы зависли в воздухе, перелетая над бездной, и четко приземлились на другом берегу ручья. Еще несколько шагов, и я развернула кобылу, успев увидеть, как мерин Кевина завершает прыжок.

Я победным жестом откинула волосы с лица и смотрела, как лошадь Гавейна подошла к берегу и рванулась вбок, несмотря на команды всадника. Рыжеволосый мальчишка заставил лошадь вернуться обратно к подъему дороги и снова направил ее к ручью, подгоняя поводьями. Сначала лошадь шла вперед храбро, но затем скакнула в сторону, едва не сбросив седока.

Мы с Кевином направили лошадей к броду и подъехали к нашему гостю, во всю глотку проклинавшего свою лошадь.

– Все в порядке, – сказала я как можно тактичнее. Наверное, твоя лошадь не приучена к прыжкам.

Оркнейский принц, раскрасневшийся и злой, свирепо посмотрел на меня.

– Это же лошадь для дорожной езды. Мой жеребец легко справился бы с таким препятствием.

Я кивнула и поймала мрачный взгляд Гавейна, направленный на Кевина. Ему явно не хотелось оказаться проигравшим мальчишке, которого он считал слугой.

– Я мог бы перепрыгнуть на твоей лошади, – предложил он, обращаясь ко мне.

– Попробуй, – ответила я, спрыгивая с Быстроногой, – но у нее очень нежный рот, поэтому постарайся не дергать поводьями.

Вдвоем с Гавейном мы отвели Быстроногую к каменному уступу, давая кобыле возможность привыкнуть к его запаху и голосу.

Я ездила с легким седлом, чуть толще кожаной подкладки, и он с камня забрался в седло скорее решительно, чем ловко. Когда он разобрал поводья, меня на мгновение охватило предчувствие дурного – я засомневалась, помнит ли он мое предостережение относительно ее рта. Но он управлял Быстроногой если и не умело, то аккуратно.

И только увидев, как Гавейн поднимается вверх по дороге, я поняла, что он гораздо худший наездник, чем мне казалось. «Милостивая Эпона, – взмолилась я, – не допусти, чтобы с ним что-нибудь случилось, пока он мой гость». Я бросила взгляд на Кевина и увидела, что он хмурится, обеспокоенный тем же.

Быстроногая хорошо сбежала вниз по дороге, обходя неровности и направившись к ручью скорее по собственному желанию, а не по воле Гавейна. Она подскакала к берегу, взмыла вверх и как нельзя более изящно перелетела через скалистую расселину. Гавейн прильнул к ее гриве, ухмыляясь от уха до уха, но, когда она приземлилась, не удержался, вылетел из седла, с ужасным стуком грохнулся о землю, перекатился на спину и замер, как мертвый.

Я добралась до него в страхе, что он разбил голову о камень. Интересно, какую жертву я смогла бы принести богам, чтобы оживить его, если в этом возникнет необходимость.

Он лежал среди травы и папоротника, тяжело дыша, и вид у него был очень удивленный. Лицо было забрызгано кровью, которая ровной струйкой текла из носа.

– Ты не ранен? – спросила я, опускаясь рядом с ним на колени и пытаясь остановить кровотечение.

– Со мной все в порядке, – прохрипел он наконец. – Приземлился на плечо и, думаю, немного ударился.

Я с облегчением увидела, что Гавейн смотрит вполне осмысленно, а на коже нет ран. Мы сумели унять кровь, и он с трудом сел. На одной щеке появилось красное пятно, которое, вероятно, потом превратится в синяк, но сам он был цел.

Потом он улыбнулся – энергичной, яркой улыбкой, которую я раньше находила такой заразительной, и покачал головой в знак восхищения.

– Хотя вы и живете в темных, маленьких домах и едите, как крестьяне, птиц и капусту, но лошади и подготовка у вас определенно замечательные, – сказал он.

Я была настолько поражена, что расхохоталась. Самодовольное презрение и дурное настроение исчезли, и хотя двигался он осторожно, но по сторонам оглядывался весело.

– Наверное, эта лошадь уже на полпути к Стене. Ее будет трудно поймать?

– Быстроногую? Нет, она почти член моей семьи и не убегает.