Гвиневера: Королева Летних Звезд

Наступило молчание, в течение которого я боролась с собой, чтобы не выпалить вопрос, так долго мучивший меня: Ты любил меня, Кевин? Ты убежал из-за того, что не мог вынести присутствия посланцев короля, приехавших сватать меня? Или это были просто мои детские мечты, которые заставляли меня ждать твоего возвращения, цепляться за надежду, что однажды ты вернешься, не оставлявшие меня вплоть до того момента, когда я вышла замуж за Артура? И сейчас, когда он вернулся, хотя и слишком поздно, мне необходимо было знать правду.

– Почему… почему ты ушел?

Священник смотрел в одну точку, как будто выискивал какую-то истину, с той же непонятной напряженностью, какую я замечала в Лансе. Наконец он откашлялся и заговорил, стараясь избегать моего взгляда.

– Отец Брилей сказал бы, что это случилось потому, что я еще не нашел своего призвания. Помнишь того пиктского священника, которого мы повстречали у Лох-Милтон, того храброго старика, покрытого татуировками, с глазами, светящимися любовью к Богу? Это он нашел меня, больного и дрожащего в летнем домике, который прилепился к краю ущелья у водопада.

Если бы он не оказался там, я бы умер, но он отвел меня в монастырь в Уитхорне, где я и поправился.

Кевин, наконец, встретился со мной взглядом и улыбнулся. Его голос и манера говорить остались почти такими же, какими я их помнила. Однако я была уверена, что совсем не случайно он не ответил на мой вопрос прямо. Может быть, потому, что Кевин не испытывал того, что я приписывала ему, может быть, испытывал такие же чувства, что и я, а может быть, на самом деле все, что нам известно о любви, это то, что мы сами привносим в нее, а все остальное надо принимать на веру.

Эта мысль мне явно не понравилась, и я постаралась переменить тему.

– Но ведь тогда ты не был христианином?

– Гм… мне потребовалось время, чтобы понять милость Господню. Я слышал, что Бригит ушла в монастырь.

– Да, в Уэльсе.

Мне показалось странным, что так много людей, которых я любила, оказались последователями Белого Христа – Бригит и Игрейна, Винни и вот теперь Кевин.

– Великие небеса, Ланс, когда ты приехал? – крикнул Артур, торопясь к дому, и вдруг замедлил шаг, поняв свою ошибку.

– Это Кевин, о котором я тебе так много рассказывала, – объяснила я, и мой муж шагнул вперед, доброжелательно улыбаясь.

– Мы будем рады, если ты побудешь с нами, – объявил он.

Кевин с радостью принял приглашение, и к тому времени, когда мы все сошлись за вечерней трапезой, его пребывание среди нас казалось таким естественным, как будто он никогда и не исчезал.

Но, несмотря на то, что меня взволновал его приезд, а Артур проявил себя любезным хозяином, кого действительно растрогало появление в нашем доме священника, так это Изольду.

Я в тот же вечер сообщила ей о его приезде, а на следующее утро она несмело поинтересовалась у меня, может ли он исповедать ее. Кевин провел с ней большую часть дня, а вечером она вышла к ужину.

Спустя два дня Изольда уехала в Касл-Дор после того, как Кевин благословил и ее, и воинов, которые должны были ее сопровождать. Я обняла королеву, и мы махали руками, провожая ее, надеясь, что самая горестная часть ее любви и расставания с Тристаном закончилась.

– Что ты сказал ей? – спросила я, не думая о том, что посягаю на тайну.

Священник укоризненно посмотрел на меня, потом улыбнулся.

– Я напомнил ей об обязанностях королев, о чем я не раз говорил тебе.

Я засмеялась, вспомнив, как много раз он терпеливо убеждал меня в том, с чем, как я думала, мне никогда не доведется столкнуться.

«Какая кельтская королева говорит: «Я не могу»? Конечно, ты можешь!»

Если кто-то и мог вселить в Изольду мужество сделать то, что должно быть сделано, то это был Кевин.

Дни становились короче, и новые кладовые наполнялись яблоками и капустой, репой и солониной, копчеными окороками и кусками оленины, свисающими со стропил. Было припасено также много соленого масла, с которым мы дотянем до весны.

Ланс и Трис приехали как раз к Самхейну, а Кевин согласился провести зиму у нас при условии, что ему будет позволено регулярно проводить мессу для христиан нашего двора. Многим христианам и язычникам Кевин нравился, но Триса среди этих людей не было, поскольку он считал священника виновным в том, что Изольда уехала.

– Мне наплевать, чья она жена, но церковник не имел права отнимать ее у меня, – жаловался Трис, совершенно искажая факты.

Он злобно оглядывал зал, будучи пьяным настолько, чтобы не заботиться о том, что говорит, и достаточно трезвым, чтобы одержать верх над всяким, кто возразит ему.

Ланс, единственный человек, которого Трис слушал в эти дни, уговорил его взять арфу, и он долго услаждал нас замечательной музыкой. Отложив в сторону свой инструмент, Тристан рыдал пока, наконец, не заснул, сидя за столом и уронив голову на руки.