Гвиневера: Королева Летних Звезд

– Завтра, – внезапно объявил Гвин, широко улыбаясь, – я отвезу вас в ущелье. Это замечательное место напоминает первые дни сотворения мира.

Утром мы поехали по тропинке, ведущей вниз, в ущелье между двумя отвесными меловыми скалами. Серо-белые камни вырастали в гигантские колонны, украшенные гирляндами виноградных лоз и деревьями, ветви которых цеплялись за каждый выступ. Чем ниже мы спускались по берегу извилистого ручья в расселину, тем выше висячие сады оказывались у нас над головой. Я никогда раньше не видела так близко этого великолепия и вместе с другими восхищалась его необычностью. Даже надменный бретонец, казалось, был поражен.

Гвин доехал с нами до Гластонбери, рассказывая о своих намерениях.

– Хочу построить крепость на вершине холма. – И по его тону, и по небрежному жесту можно было подумать, что это для него как детская забава.

Я вспомнила о высоком холме, который круто поднимается над болотистым озером.

Нимю, которую с полным основанием можно считать жрицей, говорила, что мать-богиня на самой высокой точке холма хранит невидимую святыню. Сама мысль о том, что на этом святом месте построят крепость, казалась в высшей степени кощунственной. Решение Гвина становилось понятным, если только сам он каким-то таинственным образом был связан с богами. Я искоса рассматривала хрупкую фигуру Гвина и его грубое лицо. Он поймал мой взгляд и понимающе подмигнул, прежде чем я отвернулась.

Ланселот тоже разглядывал Гвина с насмешливым интересом. Воспитанный Владычицей Озера, бретонец, без сомнения, хорошо представлял образ жизни богов.

И все же, когда мы остановились в Гластонбери, именно Ланселот вошел в часовню. Ему пришлось немного пригнуться, чтобы пройти в низкую дверь.

– Не хочешь ли и ты отдать дань уважения Богоматери? – спросил меня отшельник, живущий в часовне. – Ты же знаешь, что это место посвящено Матери Христа.

Было странно, что христианский монах назвал эту маленькую мазаную церковь именем Богоматери, которой на холме поклонялись уже давно.

– Матери? – повторила я.

– Конечно, Марии, матери Иисуса, – последовал ответ.

Я поспешно отклонила приглашение, но задумалась, почему Ланселоту захотелось посетить это место.

– Мерлин являлся христианам и общался с ними, делясь мыслями и задавая вопросы, – напомнил мне Артур, – может быть, и Лансу это тоже интересно.

– Может быть, – заключила я, подумав, что это странная черта в характере Ланселота.

Мы свернули в сторону, чтобы осмотреть брошенную крепость на холме рядом с маленьким городком в Южном Кадбери. Крепость была такой же старой, как Лиддингтон, и почти такой же огромной, потому что из-за крепостных стен виднелась вершина холма, который неровно спускался к высокому плато. Стены крепости были слишком старыми и не могли служить надежной оградой, но Артуру казалось, что, по-видимому, Утер делал какие-то попытки восстановить защитные стены. Мы остановились на опушке дубовой рощи, выросшей на развалинах древнего римского храма, а после еды мы с Артуром взяли наши одеяла и пошли на вершину плато, подальше от остальных.

Вечер был ясным. В темноте неба над нами мерцали звезды. Перед сном мы тихонько разговаривали, и наши сказанные полушепотом слова растворялись в темноте.

Я представила себе погруженный в полудрему весь Альбион, который медленно вращался, как красавица, рассматривающая себя в зеркале в разных позах. Я видела золотые откосы Котсволда, зеленое волнистое море равнин и высокие изящные арки древних сооружений, поднимающиеся с дымящихся туманом болот Бата.

И все же сердце Британии оставалось скрытым, перемещаясь, как радуга в тумане. Кроме силы и величественности Чеддерского ущелья и огромных низинных равнин вокруг Гластонбери, было еще что-то, более дорогое, более значимое. Мне представлялась уютная усадьба в лесу, теснящиеся друг к другу деревенские домишки, хибарка пастуха, я отчетливо слышала хоровую песню рыбаков. Все это проносилось в моей памяти, как и лица людей, увиденных мною на дороге, и создавало портрет народа, называющего меня королевой.

Где-то недалеко запел соловей, наполняя темноту сладостными звуками.

Между недалекой песней маленькой птицы и огромными просторами под небесным сводом была человеческая мечта. Не важно, заключалась ли она в пожелании доброй жатвы, или в желании заключить торговое соглашение, или в мольбе о возвращении любимого, или в молитве о рождении ребенка, – любой человек имел свое заветное желание.

Я понимала мечты народа и знала, что отвечаю за них так же, как Артур отвечает за наше Дело. Это было глубокое, волнующее понимание, и, лежа в объятиях мужа, я изумилась ему.

– Эту землю называют землей лета, – прошептал Артур едва слышно, как будто боясь разбудить меня. – Ия думаю, что тебя можно назвать моей королевой летних звезд.

Эти слова выражали и мою собственную мечту, и я улыбнулась про себя, не осмеливаясь отвечать на ласку слишком откровенно, чтобы он не сказал еще каких-нибудь нежных слов.

Это были самые ласковые слова, которые Артур когда-либо говорил мне, и они привели меня в восторг.