H2o

Иган стоял в проеме выезда из гаража, в одном свитере, без шапки — куда она смотрит, наша дорогостоящая госпожа Йенс?! — смотрел спокойно, разве что с легким любопытством. Мало ли куда собралась его мама, ее все время где-то носит, и такое положение дел всех устраивает. Сыновья давно не скучают без нас. Наше отсутствие — дополнительный взнос в копилку их свободы.

Не останавливать мотор. Не открывать дверцу. Только чуть-чуть приспустить стекло:

— Иган, сейчас вернется отец, скажешь ему, что я могу задержаться. И марш домой, чего ты выскочил раздетый?

— Ага, — он шмыгнул носом. — А куда ты?

— Есть одно дело. Не стой на морозе!

Сын кивнул, попятился на несколько шагов, развернулся и побежал в дом. Последнее, что он запомнит о матери — как она орала на него по мелочам. А с Недом вообще не попрощалась, даже и так… стоп. Кто сказал, что мы не собираемся возвращаться?

Никто не сказал. Сейчас никто ничего не знает точно.

Никто и нигде. Во всем рушащемся мире.

* * *

Анна ни разу не видела столько машин одновременно на этом шоссе. Она и не думала, что во всем городе и близлежащих поселках — по нынешним временам, когда автомобиль еще не перестал считаться предметом роскоши — найдется столько средств передвижения на колесах. Но, оказывается, они были, и все их владельцы посрывались с мест, влекомые каким-то общим безумием. Все куда-то ехали. Туда, где могло быть лучше, или туда, где не могли без них обойтись. Все равно куда: просто потому что движение как таковое творит иллюзию действия и перемен. Даже если любое действие априори бессмысленно, а перемены возможны только к худшему.

Автомобили ползли сплошными потоками в обоих направлениях, словно две встречные реки, готовых взяться льдом. Анна с трудом встроилась во второй ряд, где скорость была вроде бы немного выше. Вглядываясь вперед, она никак не могла понять: то ли это перспектива скрадывает движение, то ли там, впереди, и в самом деле уже образовалась глухая пробка. Главное — прорваться мимо города, дальше на шоссе должно быть посвободнее. Если, конечно, нигде не перекрыли дорогу.

Она напряженно всматривалась в окна встречных машин — они двигались достаточно медленно, чтобы успеть увидеть водителя. А если Олаф не сумеет добраться домой? Кто ж знал, что простое перемещение на несколько километров не только в разы вздорожало, но и превратилось в почти неразрешимую проблему? Получается, мы так и оставили детей одних… ну, все равно что одних. И уже не сможем вернуться.

Несколько раз Анна протягивала руку к мобильному, но в последний момент останавливало что-то мерзкое и липкое, как гнилая слизь, и несокрушимое, как стена. Нет. Звонить нашему уже бывшему мужу мы не будем. Больше никогда в жизни. Но если б хотя бы знать, на какой он машине…

Надо сориентироваться, сколько еще осталось до города. Она посмотрела в противоположную сторону — узкие, ненастоящие фрагменты заснеженного леса за гладкими спинами замедленных, как в рапиде, автомобилей первого ряда — а когда повернула голову назад, уловила тень, отпечаток, воспоминание четкого профиля, полузнакомого без бороды. Кажется, увидела даже белый крест пластыря на щеке… да нет, таких деталей мы не успели бы заметить, да и пластыри ему, скорее всего, уже сняли. А может, кто-нибудь отдаленно похожий или непохожий даже, просто мы пытаемся найти моральное оправдание своему безумству, очистить его от оттенка предательства. Ну что ж, хотя бы так. Позволить себе маленькое, шаткое облегчение.

Последние десять минут в первом ряду, почти окно в окно с ней, двигался здоровенный джип с толстым дядькой за рулем: сбоку было хорошо видно, как дрожат желеобразно два его подбородка над воротом свитера. А ведь это значит, что скорость сравнялась, подумала Анна. И не в нашу пользу.

Опустила стекло:

— Вы не знаете, далеко ли до города?

Толстяк не расслышал:

— Чего?

— До го-ро-да! — проскандировала Анна, перекрикивая шум сотен моторов. — Сколько?!

Водитель что-то крикнул, теперь уже она не расслышала. А потом джип с толстяком медленно проплыл мимо, и теперь напротив была кабина огромного грузовика, собственно, и не кабина даже, а низ дверцы и громадные сдвоенные колеса. Не исключено, одного из тех, что трудились недавно на ударной стройке Виктора.

Интересно, где сейчас он сам. Появится ли он здесь в «час икс», когда начнут выдавать продукцию его комбинаты? Или будет дожидаться вестей о своей победе там, дома, в стране, которая однажды уже прогремела на весь мир так, что мир не мог оправиться от этого добрый десяток лет. А теперь вот у нее появился шанс стать самой богатой и влиятельной, а значит, и самой свободной из всех стран, имеющихся на карте обоих полушарий. Впрочем, на страну Виктору наплевать. Для него свобода — понятие, касающееся только его лично. Его одного.

И для Олега — тоже.

Они похожи, да. У них много общего. У них общее практически все, кроме противоположных знаков. Столкнувшись в упор, они неминуемо должны обнулиться; по крайней мере, наши давние, выразимся помягче, партнеры надеются именно на это.